Брэм Стокер - Врата жизни
Стивен была рада возникшей паузе. Она увидела в словах миссис Стоунхаус отражение собственных чувств, своей истории, и это поразило ее. Ее отец видел в Гарольде сына, растил его, как ее брата! Она отвернулась, чтобы гостья не заметила слезы, блеснувшие в ее глазах.
И вдруг та резко встала. Стивен обернулась и заметила, что гостья смертельно побледнела. В следующее мгновение они услышали крик со стороны балкона – и даже Стивен узнала голос Перл.
Обе женщины рванулись к балкону, но он был пуст. Женщины пытались понять, где же девочка – и тут услышали голос откуда-то снаружи:
– Помогите! Помогите мне! Ребенку плохо. Есть здесь кто-нибудь? Я ничего не вижу!
Глава XXXVI. Свет
Гарольд находился в состоянии все возрастающего беспокойства. Месяц ожидания, установленный для него доктором Хилтоном, тянулся чрезвычайно медленно. Еще тяжелее было выносить отсутствие компании, привычной деятельности, ограничение всей жизни простыми процедурами. Терпение, воспитанное за годы самоограничения, начинало отказывать ему. Все чаще на него накатывало отчаянное желание сбросить досаждающие повязки и испытать судьбу – убедиться в том, возвращается ли зрение. Его сдерживал лишь страх окончательной слепоты, которая могла стать следствием охлаждения или поспешных действий, усиливающих воспаление зрительного нерва. С другой стороны, с течением времени повышался риск, что раскроется его истинная личность, а установленная доктором изоляция будет нарушена. И на фоне всех этих тревог выступала одна, главная и неуклонно растущая: как бы ни повернулась судьба, в итоге Стивен окажется от него дальше, чем когда бы то ни было. Взвешивая те и другие поступки, их последствия, пытаясь оценить вероятность событий, он не видел благополучного исхода, и это погружало его в бездну отчаяния.
Такова природа любви: она порождает боль и дает ей развитие. Если препятствия носят объективный характер, она превращает их в нечто чрезвычайное, преувеличивая до катастрофического масштаба. Но если на пути любви нет никаких трудностей, она придумывает их. Любовь – самое серьезное потрясение в человеческой жизни, на ее фоне все превращается в тени или подобия настоящих чувств, сметая на своем пути все и пренебрегая другими ценностями. На протяжении двух лет на севере тревоги в душе Гарольда спали, однако старая любовь мгновенно проснулась и запустила когти в его сердце при первых звуках голоса возлюбленной. Вся прежняя боль, все мучения вернулись с новой силой. Он никогда не верил по-настоящему в сказанное ею тогда, в буковой роще. Новое решение не докучать Стивен и не осложнять ее жизнь грузом своей слепоты и одиночества основывалось не на прежнем разрыве, а на мучениях зрелой любви, преувеличивавшей все препятствия и опасности.
Утром того дня, когда в гости к Стивен прибыла миссис Стоунхаус с дочерью, настроение у Гарольда было весьма мрачное. Он много думал о трагических обстоятельствах еще и потому, что остался один, доктор уехал в Порт-Лэннох, поговорить Гарольду было не с кем, и он испытывал ощущение, знакомое брошенному ребенку, совершенно неожиданное для сильного и самостоятельного мужчины.
День выдался солнечный и теплый, доктор оставил окно открытым, и только зеленые жалюзи покачивались на легком ветерке, создавая в помещении полумрак. Гарольд был полностью одет и лежал на диване в глубине комнаты, куда не проникали прямые лучи солнца. Его глаза и лоб были, как обычно, закрыты повязкой. Мистер Хилтон пока не считал нужным снимать ее, и чувство беспомощности Гарольда усиливалось полной неуверенностью в том, что будет, если ее убрать. Он знал, что ослеп, но не знал, возвращается зрение или нет.
За недели в темноте слух Гарольда обострился, а потому он без труда услышал слабый звук, проникавший в комнату извне. Ему показалось, что рядом с ним кто-то есть.
Гарольд привстал, а потом быстрым движением поднялся с дивана – и это стремительное, внезапное перемещение крупной фигуры напугало девочку, которая пробралась в комнату по балкону и через открытое окно. Вероятно, она бы не испугалась, если бы он выглядел обычным образом. Не исключено даже, что она узнала бы его, несмотря на изменения, произошедшие во внешности «мистера Робинзона» за два года. Однако все, что она увидела – это большая и неровная борода и масса бинтов, скрывавшая верхнюю часть лица. И все это внезапно возникло из сумрака, словно огромное, неясное видение.
И она закричала в ужасе. Гарольд развернулся на звук и, забыв о намерении всегда молчать при посторонних, спросил:
– Кто здесь?
Перл инстинктивно шарахнулась к окну, через которое вошла в комнату, и думала в этот момент лишь об одном – скорее попасть к маме, которая защитит, успокоит, прогонит прочь все опасности. Но голос Гарольда заставил ее вздрогнуть и воскликнуть:
– Мама, мамочка! Это он! Это дядя!
Она хотела теперь броситься к нему, несмотря на странный облик, но все же не решилась. Волнение оказалось слишком сильным, и с легким стоном девочка упала на пол, лишившись чувств.
Гарольд понял, что за ребенок появился перед ним, и голос, и забавное обращение «дядя» свидетельствовали об этом со всей ясностью.
– Перл! Перл! – позвал он. – Иди сюда, дорогая!
Но в ответ он услышал только стон и глухой звук падения тела на покрытый толстым ковром пол. Он догадался, что девочка в обмороке, и попытался осторожно продвигаться туда, где она могла находиться. Однако он опасался наступить на девочку, а потому еле продвигался. Наконец он опустился на колени и, проводя рукой по ковру, наткнулся на детскую ступню, а потом нашел и лицо Перл. Пальцы Гарольда легко скользнули по нему, и узнавание, воспоминания о прошлом – о путешествии, одиночестве, пережитой потере – нахлынули на него разом. Так случается порой в старинной церкви, когда особый свет, ароматы, величественный интерьер заставляют наши сердца учащенно биться от возвышенного волнения и остроты переживаний. В смятении чувств он потерял ориентацию в пространстве и не мог сообразить, где дверь, а потому, поднявшись и взяв Перл на руки, побрел к окну и оказался на балконе. Он почувствовал ветерок на коже, услышал отдаленные голоса, и это встревожило его, однако прежде всего необходимо было позвать людей, которые смогли бы оказать помощь малышке Перл. Он осторожно пошел вдоль стены, прижимая ладонь к шершавому камню и нащупывая дорогу, прежде чем сделать следующий шаг. В свободной руке он легко держал обмякшее тело девочки. Он решился и громко позвал на помощь.
Он добрался до окна Гостиной мандаринов, и тут его увидела и услышала миссис Стоунхаус. Она бросилась навстречу и подхватила дочку. Испуганная мать так сосредоточилась на состоянии своего ребенка, что даже не обратила внимания на человека, который ее принес. Она лишь причитала: «Перл. Перл, что с тобой, малышка? Это мама!»
