Нора Робертс - Смерть не имеет лица
Ева чувствовала, что не может дышать: легкие жгло, в горле першило от дыма. Сверху сыпались мелкие, сверкавшие, как алмазы, осколки стекла. Когда видимость стала лучше, она увидела сотни перепуганных лиц, горы дымящихся развалин и несчетное множество тел. Затем в лицо ударил сильный холодный ветер, и Ева поняла, что они спасены.
– Ты не пострадал? Тебя не задело? – прокричала она Рорку, забыв, что держит его за руку.
– Нет, – ответил Рорк, и Ева увидела, что он каким-то образом все это время удерживал потерявшего сознание мальчика у себя на плече. – А как ты?
– Нет, мне кажется, нет… Отнеси ребенка к медикам.
Пытаясь отдышаться, она остановилась. С внешней стороны казалось, что здание было мало повреждено, хотя из огромного рваного пролома валил дым. Прилегающие улицы были усыпаны обуглившимися обломками, но «Гарден» стоял.
– Найдены были все заряды, кроме двух, – сказала Ева Рорку и подумала о находившейся внизу станции подземки – о поездах, пассажирах, торговцах. – Мне нужно вернуться. Следи за ситуацией.
Рорк крепко держал ее за руку. Посмотрев на «Гарден», он сказал:
– Ева, тебе незачем возвращаться туда.
Она тряхнула рукой:
– Там наши люди. Отнеси ребенка к медикам, Рорк. Он сильно ударился при падении.
– Ева… – начал было Рорк, но, увидев выражение лица своей жены, отпустил ее руку. – Буду ждать тебя.
Ева пошла обратно к зданию, обходя очажки пламени и дымящиеся кучки обломков. На улице уже резвились мародеры, добивавшие остатки стекол в окнах. Она схватила за рукав полицейского в форме, но он стряхнул ее руку и сказал, чтобы она шла своей дорогой. Когда Ева достала значок, полицейский побледнел и вытаращил глаза.
– Извините, лейтенант! Толпа распоясалась…
– Соедините два подразделения и остановите мародеров. Начните идти обратно по периметру и выставьте защитные сенсоры. А вы, – позвала она другого полисмена, – очистите район для бригад «Скорой помощи», чтобы они смогли заняться ранеными. И начинайте записывать имена.
Так ей и пришлось по пути раздавать указания и налаживать рутинную работу разных бригад и подразделений. Когда она подошла к зданию, то поняла, что Рорк был прав: ей незачем было возвращаться.
На земле, обхватив голову руками, сидел человек в куртке с желтой люминесцентной полосой – отличием «взрывного отдела».
– Офицер, где ваш лейтенант?
Он поднял голову, и Ева увидела на его глазах слезы.
– Там их было слишком много, слишком много, и повсюду…
Ева почувствовала, что у нее перехватило дыхание, а сердце глухо стукнуло. Но раскисать было нельзя.
– Где лейтенант Мэллой?
– Когда мы дошли до оставшихся двух зарядов, она велела нам уйти. Оставила только двоих. Всего двоих. А нам велела уйти. Они взяли один заряд. Я слышал в наушниках, как Снайдер объявил об этом, а лейтенант приказывала и им уйти. И последний заряд накрыл их. Проклятый последний!
Он опустил голову и всхлипнул, как ребенок.
– Даллас! – подбежал запыхавшийся Фини. – Проклятье! Когда я сюда добрался, то уже не мог подойти ближе чем на полквартала. По коммуникатору ни черта не было слышно.
Но он хорошо слышал через маячок биение ее сердца, и это помогло ему не потерять голову. Разглядывая здание, Фини положил руку Еве на плечо.
– Матерь Божья!
– Энн. Там была Энн…
Фини обнял Еву, и она начала рассказывать каким-то странно ровным голосом:
– Я была одной из последних, кому удалось выбраться. Мы слышали друг друга уже почти совсем отчетливо. Я приказала ей уходить. Бросить все и уходить. Но она не послушалась…
– Она должна была выполнить свою работу.
– Нам нужно разыскать ее. Может быть, еще удастся… – Произнося это, Ева уже знала, что наверняка именно Энн была над устройством в тот момент, когда оно взорвалось. – Нам нужно посмотреть. Мы должны убедиться…
– Я позабочусь об этом. Тебе необходимо показаться медикам, Даллас.
– У меня нет ничего страшного. Ерунда, – почти машинально ответила Ева и, глубоко вздохнув, попросила: – Мне нужен ее адрес.
– Мы сделаем все необходимое, и я пойду с тобой.
Она отвернулась и рассеянно посмотрела вокруг. Толпы людей, искореженные автомобили… Ева представила себе, что внизу, на станции подземки, все может оказаться еще хуже. Невообразимо хуже…
Она чувствовала, как внутри у нее нарастает гнев, яростный гнев. Все это произошло из-за денег и из-за фанатика, для которого человеческие жизни – ничто. Но этот человек за все поплатится!
Только через час она вернулась к Рорку. Он помогал медикам заносить раненых в фургоны.
– С мальчиком все в порядке? – спросила его Ева.
– Теперь в порядке. Мы нашли его отца. Человек был в ужасе.
Рорк подошел ближе и вытер грязное пятно с ее щеки. Потом сообщил ей то, что узнал, находясь на площади:
– Говорят, что потери не слишком тяжелые. В основном это погибшие в давке. Большинство успели покинуть стадион. Если бы им удалось осуществить весь план взрывов, жертвы могли бы исчисляться тысячами. Сейчас же их меньше четырехсот.
– Я не могу так подсчитывать жизни, Рорк.
– Иногда это единственное, что можно сделать…
– Сегодня я потеряла подругу.
– Знаю. – Он взял в ладони ее лицо. – Мне очень жаль, Ева.
Она продолжала смотреть невидящим взором куда-то в ночь.
– У нее был муж и двое детей. И она была беременной.
– О боже!
Рорк привлек ее к себе, но Ева покачала головой и отступила.
– Не могу. Я так расклеюсь, а мне нельзя. Мне нужно поехать к ней домой и все рассказать семье.
– Я поеду с тобой.
– Нет, Рорк. Это дело копов. Поедем я и Фини. Не знаю, когда я сегодня вернусь.
– Я пока побуду здесь. Требуются дополнительные руки.
Она кивнула и собралась идти.
– Ева!
– Да?
– Приходи домой. Ты в этом нуждаешься.
– Да-да, приду.
Она пошла разыскивать Фини, понимая, что нельзя подготовиться к тому, чтобы сообщить весть, которая крушила людские судьбы.
Рорк поработал с ранеными еще два часа. Он беспрестанно посылал людей за кофе, горячим супом и другими необходимыми вещами, которые можно было приобрести за деньги. Но в эту ночь, как никогда ясно, он чувствовал, что деньги – пыль в сравнении с человеческой жизнью.
Когда тела увозили в уже переполненный морг, Рорк думал о Еве и о том, что ей приходилось сталкиваться с заботами о покойниках каждый день. Этот запах, казалось, навсегда въелся в кожу, но он знал, что к утру приедет домой, встанет под душ – и все пройдет.
Он посмотрел на здание, глядевшее теперь на город пустыми глазницами. Все эти раны были поправимы. Камень, металл, стекло – все это можно было восстановить со временем, были бы деньги.
