Екатерина Мурашова - Земля королевы Мод
– Нет, ну я имел в виду с точки зрения профессионала… – смутился Петр Григорьевич. – Об этической стороне я… покорно прошу простить…
– Ладно, ладно, Петр Григорьевич, – я поспешила отыграть назад. – Это вы меня простите. Вы хлопотали, узнавали, а я позволяю себе…
– Анжелика, о чем разговор?! После всего случившегося и пережитого вы имеете законное право…
Обмен напыщенными интеллигентскими любезностями начал меня утомлять. По-видимому, я слишком долго прожила среди пролетариата.
– Хорошо, оставим, Петр Григорьевич, – сказала я. – Чем же оказалась наша пресловутая пластинка?
– Понимаете, Анжелика, это Помпейское золото. То, что вы принимали за надпись, на самом деле остатки узора. Может быть, инкрустация, может быть, какое-то украшение или вооружение. Надо исследовать… Золото, вопреки распространенному мнению, довольно мягкий металл. Особенно, если речь идет о веках и высоких температурах…
– Я н-не понимаю, – несколько ошеломленно сказала я. – Помпейское – это в смысле Италии, Везувия и Брюллова? И она, эта пластинка, что – оплавилась при извержении?
– Не могу вам пока ничего точно сказать, не хочу «гнать туфту», как выражается современная молодежь, – захихикал Петр Григорьевич. – Но Помпеи – именно те самые. Надо смотреть, надо исследовать, работы впереди – море… Но не это главное!
– А что же? – я вспомнила, что совсем недавно слышала почти такую же реплику около Фросиного смертного одра, и невольно поежилась.
– Скажите, Анжелика, вы так и не знаете, откуда эта пластинка появилась здесь и сейчас?
– Увы! Первая достоверная информация о ней такая: ее продавал на Сенном рынке пролетарий и пьяница Федор Кривцов. Сейчас его нет в живых и спросить у него ничего нельзя.
– Пролета-арий? – задумчиво протянул Петр Григорьевич. – А разве они теперь еще есть? Я как-то специально об этом не задумывался, но почему-то полагал, что пролетариат отменили как класс вместе с Советским Союзом. И теперь у нас, как в Европе и Штатах – средний класс, белые воротнички, синие воротнички, фермеры, программисты…
Я зажмурилась и потрясла головой у телефона, словно отгоняя морок. Разумеется, Петр Григорьевич специально не думал о пролетариате – он историк-медиевист, и его, кроме пыли веков, воплощенной в том или ином объекте или фолианте, по определению ничего не интересует. А остальные?
К тому же он прав по сути: пролетариат действительно отменили. А люди остались. Вон они ходят за стенами, живут в проходных дворах, в коммуналках, похожих на нашу, едят, но больше – пьют, рожают детей, которые с рождения получаются детьми тех, кого формально и идеологически в социуме не существует… Раньше в анкетах обязательно был пункт: происхождение. «Из крестьян, из рабочих, из служащих, из дворян, из семьи служителей церкви…» Теперь этот пункт, скорее всего, отменили ( я не знаю наверняка, так как давно не заполняла никаких анкет). Но точно знаю, что в душах людей он остался. Из каких я? Кто мы? Откуда? – это сначала. И только потом – «Камо грядеши?» Куда идем?
– Петр Григорьевич, мне жаль вас разочаровывать, но вы, как и многие, зависли между временами и газетными заголовками, – сказала я вслух. – Фермерское движение давно задавили налогами. Пролетариат отменили. А средний класс у нас еще не сформировался. Только не спрашивайте меня: из кого же теперь состоит наше общество? Я, увы, некомпетентна. В качестве рабочей гипотезы могу предположить, что преобладают – программисты всех сортов. И потребители их виртуальной продукции…
С минуту Петр Григорьевич молчал. Потом решительно продолжил:
– Ладно, Анжелика, я чувствую как вас уносит. Мировые проблемы мы с вами сейчас все равно не решим, поэтому давайте поговорим о насущном. Насущное же заключается в том, что этой помпейской пластинкой дело, похоже, далеко не исчерпывается…
– Я и сама давно уже это чувствую, – тяжело вздохнула я. – Рассказывайте, Петр Григорьевич.
* * *Отделение милиции, к которому принадлежала «земля» с нашим домом, располагалось во втором дворе. На крыльце под низким козырьком курили два милиционера и неопределенного вида мужичок в сером пальто, вышедшем из моды в конце семидесятых годов.
Уже прочитав вывеску и потянув на себя дверь я сообразила, что не помню ни имени, ни фамилии нашего участкового. Решив, что это наверняка можно каким-нибудь образом выяснить в самой милицейской конторе, я зашла внутрь. Внутри пахло людьми. Просто людьми, без различия их пола, возраста и социального статуса. Как-то ощущалось, что именно с ними, людьми, тут работали. В косметическом салоне, школе или магазине тоже работают с людьми, но иначе и с какой-то вполне определенной стороны. Здесь явно имелся элемент целостности, который в психологии красиво называется «холистическим подходом». Мне вдруг подумалось, что внутри данного заведения все посетители и сотрудники должны обращаться друг к другу не «гражданин», как показывают в милицейских фильмах, а скорее – «человек», как в фильмах научно-фантастических.
Первые мои попытки прояснить ситуацию, естественно, ничего не дали, так как опыта обращения с данной конструкцией я практически не имела. – «Вы хотите оставить заявление?» «Кто вас вызывал?» «По какому вопросу?» «Выписки в восьмой комнате» и т.д.
Кроме милиционеров, по двум этажам ходило, сидело в очередях и иным образом распространялось еще довольно много людей. Все они были не то что бы плохо или бедно, но как-то равнодушно одеты, как будто бы им всем было абсолютно наплевать, что с ними еще в этой жизни будет, и единственное, что им осталось сделать, это получить какую-то справку в отделении милиции. Лица у большинства людей были темные и округлые, как сковородки. Может быть, все это только казалось мне из-за мертвенно-синего, мигающего освещения в коридорах.
Совершенно случайно я вдруг увидела спускающегося по лестнице знакомого молодого милиционера, того самого, у которого запутанные отношения с женским полом. Про него я точно помнила, что его зовут Андрей.
– Андрей! – окликнула я. – Здравствуйте. Можно вас на минутку?
Парень огляделся, узнал меня, улыбнулся и сразу же погасил улыбку, напустив на себя профессиональную серьезность.
– Здравствуйте, Анжелика Андреевна.
– Как хорошо, что я вас встретила, – искренне заметила я.
– Я тоже рад вас видеть, – дипломатично ответил милиционер. – Вениамин, кстати, (помните его? – он в аналитический отдел ушел) при случае просил вам передать привет и благодарность. У него там пока все хорошо складывается.
– Спасибо. Я рада за Вениамина. А у вас хотела узнать вот что: как зовут нашего участкового? Мне нужно его отыскать, а я, как на грех, ни имени ни фамилии не могу вспомнить.