Виктория Холт - Поцелуй Иуды
— Я поеду с графом и графиней, — сообщила Фрея. — Татьяна страшно злится, потому что она будет на несколько экипажей позади. Гюнтеру все равно. Его мало волнуют такие вещи. Мне кажется, Татьяна меня ненавидит.
— Почему?
— О, у нее на это есть свои причины.
— И вы знаете, какие?
— Главная из них — она хочет быть мной. Ей самой хотелось бы выйти замуж за Зигмунда и стать Великой герцогиней.
— Почему вы так считаете?
— Я просто знаю. И, дорогая Анна, я держу глаза открытыми.
Она насмешливо посмотрела на меня, и на какой-то момент я была уверена, что она видела мои документы.
— Татьяна амбициозна, — продолжала она. — Ей не хочется быть просто дочерью графа. Конечно, она сделает очень хорошую партию, вот увидите. Но ей нужна самая лучшая. А это, конечно, Зигмунд… Ведь она не может выйти замуж за Великого герцога.
— Вряд ли.
— Значит, остается Зигмунд. Но он помолвлен со мной. И у нее нет шансов. Бедная Татьяна.
— Вы думаете, она влюблена… в Зигмунда?
Я старалась перестать делать паузы перед произнесением его имени, но не могла.
— Татьяна влюблена только в одного человека — в саму себя. Это и не плохо. Никогда не разочаруешься. И всегда можно найти оправдания для любимого человека. Идеальный роман.
— Фрея, вы несете вздор.
— Знаю. Но вам это нравится. Как вы думаете, понравится ли это моему мужу?
— Надеюсь.
— Анна, с вами что-нибудь случилось?
— Что вы хотите сказать? — спросила я с тревогой.
— Вы стали совсем другой.
— Какой?
— Ну, иногда вы как будто оглядываетесь назад и ждете, что произойдет что-то ужасное, а иногда у вас такой вид, как будто случилось что-то замечательное. Знаете, это как-то непоследовательно. Или одно, или другое. Вам нужно выбрать.
— Вам это кажется.
— Кажется, Анна? Кажется?
— Конечно.
— Может, у меня слишком богатое воображение. Я, наверное, слишком люблю себя. Люди из-за этого становятся странными.
— Должна сказать, что вы правы.
И опять я спросила себя, видела ли она документы.
Принесли еще одно письмо от Конрада.
«Любимая,
когда кончится вся эта история с благодарением, я хочу, чтобы ты пришла в наш дом. Найди какой-нибудь предлог и приходи. Мы будем мечтать о нашем будущем. Я так хочу быть с тобой. Твой навсегда,
К.»
Как и предыдущие письма, это письмо наполнило меня радостью и тревогой. Вдруг я посмотрела на печать и увидела, что она была сломана раньше и запечатана снова, перед тем, как я вскрыла письмо.
Возможно ли это? Конрад был так беспечен. Он привык, что все подчиняются его желаниям, что мог не знать, что кто-то из его слуг ему не верен.
Тот, кто прочитал это письмо, несомненно понял, какие между нами отношения. Может, это Фрея?
Нет. Она бы не смогла держать это в себе. Но я задумалась о ее последних словах. Почему она так странно говорила о любви и браке? В ее замечаниях были странные полунамеки, как будто за ними что-то скрывалось. Однако она по-прежнему хорошо ко мне относилась. Фрея призналась, что влюблена. Если бы она прочитала это письмо, она бы почувствовала ревность. Но она не показывала этого.
Я очень тревожилась, думая, что письмо прочитали. Я старалась уверить себя, что мне это показалось из-за подсознательной вины, которую я ощущала. Однако ведь кто-то что-то искал в моей комнате.
В дверь постучали. Вошла служанка и протянула мне письмо.
— Вам просили передать, — сказала она. — Лично в руки.
Я сразу подумала о Конраде, но вряд ли бы он передал письмо служанке. Почерк на конверте показался мне незнакомым.
— Его передала молодая женщина. Она сказала, что вы поймете.
Я поблагодарила.
С трудом дождавшись ухода служанки, я открыла конверт.
«Приходите ко мне, и я покажу вам то, что вы хотите увидеть.
Катя Шварц»
Я пришла в невероятное возбуждение. Я собиралась бежать в лес при первой же возможности.
Это было непросто. Фрея стала бы спрашивать, куда я иду, и требовать, чтобы я взяла ее с собой. Пришлось подождать до дня службы благодарения. Конечно, я должна буду присутствовать, но смогу на какое-то время ускользнуть.
Фрея сказала, что мне придется ехать в одном экипаже с фрейлейн Крац и двумя другими женщинами.
— Дорогая Анна, — сказала она. — Простите, что вам придется ехать с гувернантками.
— Почему вы извиняетесь? Мое место именно там.
— Но вы же знаете, что вы… другая.
— Вовсе нет. Я здесь английская гувернантка и совершенно правильно, что ко мне относятся соответствующе.
— Я говорила об этом с графиней.
— Не нужно было этого делать.
— Я буду говорить с кем захочу и о чем захочу.
— Я знаю, но это неразумно.
— Татьяна очень рассердилась. Она сказала, что вы гувернантка, и что ваше место в экипаже с фрейлейн Крац.
— Она совершенно права.
— Нет. Вы — мой друг. Я им все время объясняю.
— Фрея, вы должны помнить о своем положении.
— Я помню. И поэтому даю им понять, что со многим не согласна.
— Мне будет очень удобно в экипаже с гувернантками. С их стороны очень мило вообще предоставить нам экипаж.
— Ну вот, опять вы изображаете покорность. Когда вы такая, я начинаю вас подозревать.
— В чем?
Она прищурилась.
— Во многом, — промолвила она.
— Что вы оденете на службу? — спросила я.
— Что-нибудь красивое и яркое. Ведь это праздник.
— Конечно.
Настал день службы. Было тепло, и воздух был напоен запахом хвои. Я очень любила этот запах.
Был устроен грандиозный праздник, и я еще раз осознала непреодолимую пропасть между собой и Конрадом. Что будет, если я подчинюсь его желаниям? Он часто будет посещать подобные церемонии. А я? Где буду я? В толпе, наверное. Или вообще не буду приходить. Но это все не так уж важно. Я слишком любила его и была готова на все, чтобы его жизнь была удобной. Если от меня потребуется стать невидимой, я такой стану. Но все же мне это казалось жалким и невозможным… Я все еще металась между желанием быть с ним и чувством, предупреждающим меня, что необходимо уехать, пока есть время, пока я еще не совсем запуталась.
Великий герцог выглядел прекрасно, несмотря на перенесенную тяжелую болезнь. Он терпеливо принимал приветствия толпы. Конрад сидел рядом с ним в генеральской форме — два оттенка голубого цвета с серебром — и серебряном шлеме с голубым пером. Он был просто неотразим.
Фрея ехала вслед за ним с графом, графиней и послами из Коленица. Она казалась совсем юной и очень привлекательной. Народ приветствовал ее, и меня тронула ее искренняя радость при выражении восторгов.
Дети в национальных костюмах преподнесли ей цветы и пели патриотические гимны. На улицах, заполненных зрителями, колыхались знамена.
