Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3
Когда зазвонил телефон и на дисплее высветилось «Стрельников», Сергей сначала решил не брать трубку.
К чему? Выслушивать справедливые упреки в том, что он своей тупостью и недальновидностью загубил «Стройком»? Он это и так знает…
Но мобильный звонил так настойчиво, что Барышев, не выдержав, сдался.
– Да, Петя… Что у тебя?
– Я только что прилетел из Паттайи, – бодрым голосом сообщил заместитель. – Есть новости. Ты дома?
– А где же мне еще быть, – усмехнулся Сергей.
– Хочешь, я к тебе заеду? Прямо сейчас.
– Заезжай, – весело откликнулся Барышев и нажал отбой.
Если Стрельников, проникнувшись сочувствием к шефу, вздумает его успокаивать и говорить, как отец, что «он сильный», придется его послать.
Невежливо, конечно, но честно.
…Только Стрельников и не подумал его «лечить». Он ворвался в дом возбужденно-веселый, скинул дубленку прямо на пол и в обуви протопал на кухню.
– Черт, замерз! – громко и радостно провозгласил он, потирая руки. – После Паттайи тут как-то прохладно…
– Я кофе сварил, – сообщил Барышев, равнодушно глядя, как зам с удобством устраивается за столом на Ольгином месте.
– Сам?! – радостно удивился Стрельников.
– Больше некому, – Сергей разлил по чашкам кофе из турки и убрал со стола грязную посуду. – Мы тут с отцом завтракали, потом я его провожал, не успел порядок навести, – пробормотал Сергей, полотенцем смахивая на пол крошки.
– Ты даже не спросил, какие у меня новости, – Петр Петрович внимательно посмотрел на Сергея.
– Ну, и какие у тебя новости? – Барышев сел напротив и, громко стуча ложкой, размешал в чашке сахар.
«Если скажет, что я козел, прогоню, – подумал он. – Если скажет, что умница и поэтому выкарабкаюсь, – прогоню тем более…»
– А новости обнадеживающие! – Петр Петрович залихватски ударил себя по коленкам и отхлебнул обжигающий кофе. – Очень!
– Да? – горько усмехнулся Сергей. – Мне все вернут?
– Пока нет, но возможно.
– Возможно все. Теоретически, – сказал Барышев.
То, что Стрельников его не подбадривал и не ругал, немного раздражало. Закрадывалось подозрение, что зам хитроумно его обманывает, стараясь подбодрить и вселить надежду.
– Да нет, Сережа, – Стрельников перегнулся через стол. – Это возможно практически. Господин Тханет арестован. За него крепко взялись, так что есть шанс. Реальный шанс…
Барышев встал и прошелся по кухне.
– Который час? – спросил он.
– Двадцать один ноль-ноль, – с готовностью сообщил зам, глянув на свои часы.
– А день?
– Тридцатое января, четверг.
– Отлично. Знаешь что… – Сергей остановился и в упор посмотрел на Стрельникова. – Прости меня, Петь.
– Брось. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Моя любимая поговорка. За победу! – и он поднял кофейную чашку.
– За нее! – Сергей поднял свою, и они звонко чокнулись.
Анна Алексеевна с каждым днем становилась сварливее и сварливее.
Ее тяжелый характер терпеть стало все труднее, но Ольга терпела и готова была делать это бесконечно, потому что няня работала почти бесплатно, а дети ее обожали, несмотря на суровый нрав.
Вечером, надевая свою неизменную чернобурку, Анна Алексеевна сварливо сказала Ольге:
– Утром Пете сок не давайте, что-то у него щечки сегодня розовенькие. Диатез разгуливается, наверное. Завтра в череде его выкупаю. И Машка снова конфеты трескала! Где она их берет только? – Няня вдруг замерла, подозрительно уставившись на Ольгу. – Вы?.. Я же велела в дом шоколадных конфет не носить!
– Я ей только по одной в день разрешила, – виновато потупилась Ольга.
– Ни грамма ей нельзя шоколада этого проклятого! – Няня нахлобучила на голову вязаную шапку и от возмущения топнула ногой. – Ни грамма! Неужели понять трудно?!
– Я больше не буду. – Ольге вдруг стало смешно – так по-детски нелепо она оправдывалась.
– Не буду! – передразнила ее Анна Алексеевна, скорчив гримасу. – И что я все терплю?! – завела она свою любимую песню. – Нет, ну спрашивается, почему я все терплю?!
Ее прервал звонок в дверь.
– Это кто? – нахмурилась няня.
– Не знаю, – пожала плечами Ольга.
Анна Алексеевна хмыкнула и распахнула дверь, предварительно глянув в глазок.
В дверном проеме возник огромный букет белоснежных роз – штук двести, не меньше, а может – триста.
– Это вам! – выглянул из-за букета Алексей и вручил цветы няне.
Ольга ждала что-то вроде «И почему я терплю?!» – она уже видела, как няня швыряет букет в лицо Алексею и уходит, громко топая сапогами, но Анна Алексеевна вдруг зарделась, как юная девица, и, спрятав лицо в белоснежных бутонах, тихо переспросила:
– Мне?
Алексей поцеловал ей руку и сделал ужасную вещь – попросил посидеть с детьми еще часик-другой.
– Да с удовольствием, – пропела няня, убегая на кухню в поисках вазы.
Ольга прыснула, быстро оделась и вслед за Алексеем шмыгнула за дверь.
– Я ее никогда такой не видела, – рассмеялась она, когда они, словно нашкодившие школьники, бежали к машине. – По-моему, Анна Алексеевна при мне первый раз улыбнулась, честное слово!
– Вот что делает с женщиной простой букет цветов.
– Простой?! Да он просто фантастической красоты!
– Завидуете? – Алексей звякнул сигнализацией и распахнул перед Ольгой дверь большого черного «Гелендвагена».
– Я?! Завидую?! – Ольга не спешила садиться в машину, она стояла к Алексею совсем близко, глядя в его черные – итальянские – глаза.
– Не завидуйте, я вам еще лучше подарю. А она вами здорово командует, эта ваша Анна Алексеевна.
– Иногда человеку нужно, чтобы им командовали, – задумчиво сказала Ольга и наконец, решившись, села в пахнущий кожей салон джипа.
– Вы удивительная женщина, – наклонился к ней Алексей. – Удивительная! Хотите, я напишу для вас стихи?
– Вы пишете стихи? – удивилась Ольга – ей было неловко от того, что он стоит так близко к ней.
– Никогда не пробовал, но сейчас мне кажется, что у меня должно получиться. Ради тебя я готов на все. Даже на муки творчества.
– Хорошо. Ты меня уговорил. Мучайся, – улыбнувшись, согласилась Ольга и захлопнула дверь, отсекая от себя этого знойного «итальянца».
– Мы куда? – уточнила она, когда Алексей сел за руль.
– В ресторан, разумеется. И разумеется, в итальянский.
– Но я не одета!
– Одета! Причем лучше всех!
Алексей рванул с места, из динамиков громыхнула ария Фигаро[2].
Он был невозможный.
Слишком шумный. Слишком настойчивый.
У Ольги возникло ощущение, что он тоже ею командует – как Анна Алексеевна.
Ну и пусть. Так приятно, когда кто-то решает все за тебя. Особенно если этот «кто-то» – умный, симпатичный и, кажется, очень добрый.
