Фредерик Дар - Глаза, чтобы плакать
– Неплохо задумано...
Мов задумчиво прошлась по комнате. Затем, подхватив свое пальто, перебросила его через плечо.
– Я убегаю. Не буду вам мешать, – сказала она со вздохом.
– Ты меня не дождешься?
– Нет. Мне надо упражняться на фортепиано.
– Коль скоро ты идешь домой, не сочти за труд передать Феликсу, чтобы он приготовил голубую комнату.
– Для Мориса?
– Да... Нам предстоит много работы, так что будет удобнее, если он поживет с нами.
Прежде чем уйти, Мов одарила меня долгим прощальным взглядом, от которого я покраснел, как рак.
– Ну, что же, до скорой встречи, Морис...
В ее голосе я уловил едва скрываемое презрение. Как только в коридоре затих стук ее каблучков, Люсия заперла дверь и, раскрыв объятия, направилась ко мне.
Я был в ужасе. Актриса решала мою судьбу, не считая нужным узнать мое мнение. Я был игрушкой в ее руках, это пугало и пьянило.
– Ну, что скажешь, малыш?
– Я ничего не понимаю.
– Все, что я ей сказала, – чистая правда. Эта идея мне пришла в голову сегодня, во время съемок. Я всерьез займусь твоей карьерой, дорогой, и сделаю из тебя великого артиста.
– О, Люсия...
– Вот увидишь, а пока я хотела бы с тобой не расставаться...
Едва закончив последнюю фразу, женщина заключила меня в объятия и стала призывно покусывать мое ухо. Я закрыл глаза.
* * *Вечером после съемок мы отправились за моим чемоданом. Я не хотел, чтобы Люсия поднималась в мою убогую каморку, тем более что мне было запрещено пользоваться лифтом. Однако упрямая актриса настояла на своем.
Некоторое время она не решалась войти, с порога рассматривая почти монашескую келью, в которую через пыльные форточки едва пробивался свет. Обстановка явно спартанская: кровать, стенной шкаф белого цвета, газовая плитка и единственный стул. Из обычных удобств был лишь маленький рукомойник.
– Ну вот, видите, – пробормотал я. – Полное убожество!
Мне было стыдно за царивший в комнате беспорядок: неубранную кровать, где простыни не менялись уже месяц, стол, на котором банка из-под сардин и пустая молочная бутылка соседствовали с зубной щеткой.
Люсия наконец переступила порог и, обернувшись ко мне, улыбнулась:
– Здесь просто замечательно, Морис!
– Вы смеетесь надо мной!
– Вам трудно понять, насколько ваше жилище выглядит трогательно, наивно, чистосердечно... Здесь все дышит присутствием молодого человека...
Я растерялся. Ее слова казались искренними, но растроганность, по-моему, шла от снобизма. Я при всем желании не мог понять, какую прелесть можно было найти в этом душном, пропитанном затхлостью клоповнике.
Люсия подошла к кровати, над которой висела пришпиленная кнопками к стене фотография моей матери.
– Это твоя мать?
– Да.
– Давно был сделан снимок?
– В прошлом году.
– Боже мой, как же молодо она выглядит!
Я подошел ближе. Рядом с улыбающейся мамой сидела наша старая овчарка Вилли. Позади них, на заднем плане, виднелась соседская изгородь, через которую свисали кусты роз. Действительно, мама выглядела очень молодо, гораздо моложе Люсии.
– Ну что же, давай собирать вещи!
Я вытащил из-под кровати потрепанный картонный чемодан, жалкий вид которого не могли скрасить разноцветные гостиничные этикетки, привезенные с Кубы одним моим приятелем. С помощью Люсии я сложил в него мой второй костюм и нижнее белье. Сняв со стены фотографию мамы, я засунул ее в книгу пьес Жана Ануя.
– Ну вот и все, – выдохнул я.
Держа чемодан в руках, я с тайным волнением в последний раз обвел глазами пристанище, в котором пережил свои первые парижские надежды и разочарования. Люсия вдруг уселась на кровать.
– Морис, я бы хотела принадлежать тебе именно здесь.
– Здесь? – как идиот, переспросил я.
– Да. Иди ко мне.
Пришлось подчиниться. Все повторилось сначала, но на этот раз с большим искусством, чем днем. Актриса взяла инициативу в свои руки. Она занималась любовью с той же самоотдачей, с какой играла на сцене, вкладывая в это всю свою душу, всю свою веру... Бедное убранство комнаты, жалобный скрип пружинного матраца усиливали ее возбуждение.
Некоторое время спустя, когда я в изнеможении вытянулся рядом с ней, она прошептала мне на ухо:
– Сохрани за собой эту комнату, Морис. Мы будем часто сюда приходить, хорошо?
Я пообещал.
* * *Феликс, исполненный достоинства, взял из моих рук чемодан. Его презрение выразилось лишь в том, что, относя чемодан в мою комнату, он старался держать его подальше от себя. Люсия потащила меня в гостиную, где прилежно разучивала гаммы ее племянница. Девушка не стала прерывать своих упражнений, сделав вид, что не заметила нашего появления. Я остро ощущал ее недовольство. Было совершенно очевидно, что мое вторжение в жизнь этого дома ей неприятно. Мне предстояло проявить много терпения и уступчивости, чтобы завоевать ее расположение.
– Мов! – позвала Люсия.
Упрямица нехотя убрала ноты и с грохотом, прозвучавшим как выстрел, захлопнула крышку рояля. Люсия пронзила ее потемневшими от гнева глазами.
– Мов, не могла бы ты показать Морису его комнату?
– Для этого есть Феликс.
– Покажи Морису комнату и позаботься о том, чтобы у него было все необходимое!
Девушка, крутанувшись разок на вертящемся стуле, резко встала.
– Очень хорошо. Прошу вас, месье.
Люсия жестом велела мне следовать за своей племянницей. Миновав прихожую, мы поднялись по внутренней лестнице на второй этаж. Моя комната располагалась прямо над спальней хозяйки дома. Выбор для меня именно этой комнаты был не случаен, о чем красноречиво говорила пожарная лестница, ведущая из моего окна прямо на балкон актрисы. Окна обеих комнат выходили в тенистый сад, так что ночью я без шума мог пробраться к Люсии, без риска быть замеченным с улицы.
Мое новое жилище, выдержанное в голубых тонах, не имело ничего общего с прежней обителью. Помимо удобной мебели, радио и телевизора, оно включало туалетную комнату, облицованную голубым кафелем.
– Вы удовлетворены, месье? – издевательским тоном спросила Мов.
С того момента, как мы покинули гостиную, она заговорила впервые. Мой нелепый чемодан, поставленный на изысканный стол, выглядел посреди всей этой роскоши, словно ящик с мусором. Я разозлился и решил дать Мов отпор.
– Я полагаю, вы не одобряете мое появление в этом доме. В таком случае думаю, мне лучше будет уйти.
Девушка пожала плечами.
– Тетя желает видеть вас здесь. Что же, теперь в доме будет на одного актера больше. Это обещает много забавного...
Я схватил свой чемодан.
– Очень хорошо, я сматываюсь отсюда.
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
