Светлана Бестужева-Лада - Превратности любви
А он… он, самодовольный болван, считал, что это — проявление безумной любви. И совершенно не думал о том, каково приходится Маше, которая ни разу не задала вопроса, кто это звонит ее мужу в три часа ночи и по часу ведет с ним беседы. Егор тогда убедил себя, что это — от безразличия к нему, и что Маша вообще малотемпераментная женщина.
В отличие от Иды, разумеется. В то время. Но сейчас Ида стала удивительно холодной. Оживлялась она только в те дни, когда Егор получал деньги. И только для того, чтобы сказать, как глупо молодому мужчине работать за какие-то гроши и отказывать любимой женщине в самом необходимом.
В конце концов, добилась своего: вырвала согласие поменять место работы, не поленилась, сама нашла подходящую, с ее точки зрения, вакансию и заставила пойти на собеседование. Собеседование он прошел, причем, вполне возможно, благодаря совершенной незаинтересованности в его результатах. И вот теперь нужно было делать следующий шаг: подавать заявление об уходе…
А прежде, чем подать заявление, нужно закончить текущие дела, иначе он сам себя уважать перестанет… Впрочем, кажется, уже перестал: превратить собственную жизнь в такое… И жаловаться бессмысленно: сам виноват.
Внезапно у него появилось острое желание услышать голоса детей. Просто позвонить и поговорить. Дочка уже учится в первом классе, а ему с осени все время было некогда толком поговорить с ней, узнать, как ей нравится учеба, учительница, одноклассники. Да и с сыном он давно не проводил время — Ида просто не оставляла ему такой возможности. Ревновала отчаянно — не только к Маше, но и к детям.
«Патология какая-то, — раздраженно подумал Егор. — Сама мать, хотя дочку оставила у бабушки в Магнитогорске. Ведь ездила же к ней на зимние каникулы, это даже не обсуждалось. А оттуда замучила звонками: где ты? с кем ты? не разлюбил ли? Почему тогда это воспринималось, как признак большого, настоящего чувства? А сейчас — даже воспоминания бесят».
Он решительно снял телефонную трубку и набрал привычный номер. Трубку сняли после второго гудка:
— Алё! — услышал он звонкий голос Павлика.
— Павлик, это я, — хрипло произнес Вадим.
— Папка! — ликующе завопил сын. — Ты когда уже вернешься из своей командировки?!
На несколько секунд Егор потерял дар речи. Так вот как, значит, Маша все объяснила детям. Длительная командировка…
— Еще не знаю, сынок, — ответил он наконец.
— Полно дел, да?
— Полно.
— А к нашему рождению ты их, что ли, переделаешь?
Егор опять запнулся. И Вика, и Павлик, родились в один и тот же день — первого июля, с интервалом в год. Обычно в этот день дети находили подарки под подушкой, а по-настоящему праздновали в ближайшие выходные. И как праздновали!
— Я постараюсь, — промямлил он и вдруг, неожиданно для самого себя добавил, — я очень постараюсь приехать пораньше.
— Вот здорово! Мама тоже говорит, что ты очень постараешься. И Вика…
— Ты Вику не обижаешь?
— Ты что, я же уже большой! Только она такая плакса… Ей кто-то в школе сказал, что ты нас… ну… бросил. Вот она и ревет каждый вечер.
У Егора перевернулось сердце.
— Я вас не бросал. Я постараюсь поскорее приехать.
— Вот здорово! Ну, пока, папка, меня мама зовет чай пить.
— Пока, — машинально ответил Егор.
И потом еще долго сидел с трубкой в руке, слушая гудки отбоя. Значит, Маша верна себе: никаких скандалов, никаких упреков, душевный покой детей — прежде всего. Догадалась, конечно, кто звонит, но трубку сама не взяла, а он не попросил Павлика позвать маму к телефону. И с дочкой не поговорил…
Ничего, завтра он обязательно поедет к ним, отвезет деньги, поговорит с Машей о… А о чем он будет говорить с Машей? О разводе? Разве он хочет разводиться? Зачем? Ведь Ида сама официально замужем, хотя с мужем разъехалась лет пять тому назад.
Точнее, сделала так, что муж ушел от нее и теперь живет у своих родителей. Ида утверждает, что они — цивилизованные люди! — остались большими друзьями и муж всегда ей поможет, если что. Перезванивается с ним, иногда встречается… И почему-то сходит с ума от ревности и злости, если Егор ненароком заговаривал о Маше или детях. Черт, и тут какая-то патология!
Егор положил, наконец, телефонную трубку и заставил себя вернуться к работе. Но в этот момент в кабинет вошел генеральный директор, поздоровался и осведомился:
— Как дела? Что с последней моделью?
— Сегодня к концу дня будет готова, — не вдаваясь в подробности, ответил Егор.
— Значит, все в порядке?
Интересный вопрос! Неужели по нему так видно, что далеко не все у него в порядке?
— В полном.
Егор надеялся, что Генеральный удовлетворится этим ответом и уйдет. Но тот, судя по всему, не торопился.
— Хорошая фотография, — кивнул он на одну из стен, где висел черно-белый снимок центра города Базеля. — Вы делали?
— С Гришей, — так же скупо ответил Егор.
— Завтра у нас дискотека, — напомнил Генеральный. — Не забыли?
Да что же он то на одно больное место, то на другое! Не может Егор идти на дискотеку после того, как завтра подаст заявление об уходе. Но и сказать об этом сейчас не может.
— Нет, — сквозь зубы ответил он.
— Еще увидимся, — сказал Иван Тимофеевич.
И, наконец, ушел. А Егор остался сидеть, уставившись невидящими глазами в огромную черно-белую фотографию на стене.
К концу рабочего дня ему все-таки удалось сделать все, что было нужно. Он с облегчением откинулся на спинку вертящегося кресла и на минуту прикрыл глаза.
Так… Значит, это — последний проект, который он сделал для фирмы. Завтра с утра нужно будет подавать заявление об уходе. Даже если придется отработать еще две недели, ничего нового он уже не начнет. Но скорее всего, не придется. Не в стиле компании задерживать людей, которые почему-то не хотят в ней работать.
Но он-то, черт побери, вовсе не хочет отсюда уходить! Может быть, все-таки удастся уговорить Иду… А почему он должен ее уговаривать? Не все ли ей равно, где он будет работать. Не надо обманывать себя, ей абсолютно безразлично где и даже кем. Важно, что он будет получать больше денег.
И тут он вспомнил то, что очень старался забыть: крайне неприятный разговор месяц тому назад, когда он принес Иде только половину из ожидаемых ею денег. Она вспыхнула — как-то очень некрасиво, пятнами, — но голос остался нежным:
— Почему так мало?
— Как — почему? — искренне поразился он. — Я перевел деньги Маше…
— Маше? Вот как… Ты посылаешь деньги этой женщине?! Значит, ты все еще ее любишь? Зачем тогда это притворство со мной?
— Какое притворство, Ида, о чем ты? Там не только она, там мои дети. Я обязан…
