Нора Робертс - Любовь Лилы
— Вы были в беде, так что я нырнула за вами. И совместными усилиями мы вытащили друг друга на берег.
— Помню. Вы поцеловали меня…
Ее губы изогнулись.
— Считаю, мы заслужили это.
Лила нежно коснулась синяка, расплывающегося на его плече.
— Вы ударились о камни. Что же вы там делали?
— Я…
Макс прикрыл веки, пытаясь прояснить путаные мысли. Усилие вызвало бисеринки пота над бровями.
— Не помню.
— Ладно, может, начнем с вашего имени?
— Моего имени? — Он открыл глаза и растерянно посмотрел на нее. — Разве вы не знаете?
— У нас не было возможности познакомиться по-настоящему. Лила Калхоун, — представилась она и протянула ему руку.
— Квартермейн.
Он с облегчением принял ее ладошку — хоть что-то прояснилось.
— Максвелл Квартермейн.
— Макс, выпейте еще немного чая. Он с женьшенем, для вас очень полезно.
Взяв тюбик, Лила начала осторожно втирать лекарство в ушибы.
— Чем вы занимаетесь?
— Я… ах да, я профессор истории в Корнуэльском университете.
Ее прикосновения ослабили боль в плече и успокоили до полного расслабления.
— Расскажите мне о Максвелле Квартермейне.
Лила хотела отвлечь его и увидеть, как он снова уплывет в сон.
— Откуда вы?
— Вырос в штате Индиана…
Ее пальцы скользнули на его шею, разминая напряженные мышцы.
— Мальчик с фермы?
— Нет.
Макс вздохнул, почувствовав, как отпустило скованные мышцы, и заставил ее улыбнуться.
— Мои родители держали магазинчик. Я помогал им после школы и летом.
— Вам нравилось?
Его веки потяжелели.
— Это было моей обязанностью. Учеба занимала много времени. Отца всегда раздражало, когда он видел меня уткнувшимся в книгу. Он этого не понимал. Я перепрыгнул пару классов и поступил в Корнуэлл.
— На стипендию? — предположила она.
— Угу. Написал докторскую, — слова стали медленными и неразборчивыми. — А вам известно, как много соискателей защитили докторскую между 1870 и 1970 годами?
— Очень интересно.
— Точно. — Он почти спал под воздействием ее тихого голоса и нежных рук. — Я хотел бы жить в 1910 году.
— Возможно, вы тогда и жили. — Лила усмехнулась, удивленная и околдованная. — Поспите, Макс.
Когда Макс снова очнулся, в комнате никого не было. Компанию ему составляла дюжина болезненно пульсирующих мест. Он заметил, что Лила оставила аспирин и графин с водой около кровати, и с благодарностью проглотил пилюли.
Даже такое незначительное усилие истощило его, и страдалец откинулся на подушки, чтобы отдышаться. Яркий солнечный свет струился через распахнутые двери террасы вместе со свежим морским воздухом. Макс потерял ощущение времени, и несмотря на то что было очень соблазнительно полежать еще и снова закрыть глаза, необходимо обрести хоть какой-то самоконтроль.
Возможно, Лила прочитала его мысли, подумал он, когда увидел свои брюки и чью-то рубашку, аккуратно свернутую в ногах постели. Макс поднялся, кряхтя, как старик с радикулитом и ломотой в мышцах. Все тело скулило от боли, он поднял одежду и посмотрел в боковую дверь, где обнаружил ванную на ножках в виде когтистых лап и хромированный душ, который с наслаждением включил.
Пошла вода, трубы завыли, мускулы тут же заныли под сильно бьющей струей. Но десять минут спустя Макс почувствовал себя почти живым.
Вытереться полотенцем было нелегко, даже такая простая задача заставила задрожать руки и ноги. Сомневаясь, что обрадуется собственному отражению, Макс протер запотевшее зеркало и начал изучать лицо.
Под щетиной белая и распухшая кожа, тень из-под повязки на виске оказалась фиолетовым синяком. Он уже знал, что на теле множество таких же отметин. Разъеденные соленой водой глаза отливали патриотическими красными, белыми и синими цветами. Хотя он никогда не считал себя тщеславным человеком — собственная внешность казалась ему достаточно унылой, — но все-таки отвернулся от зеркала.
Вздрагивая, стеная и выдыхая проклятья, облачился в одежду.
Рубашка пришлась как раз впору. Даже лучше, чем многие его собственные. Посещение универмагов обычно пугало его, пронырливые продавцы действовали на нервы яркими настойчивыми улыбками. Макс по большей части заказывал одежду по каталогам и носил то, что присылали.
Глядя вниз на голые ноги, Макс осознал, что должен будет пройтись по магазинам за обувью… и скоро.
Еле двигаясь, выполз на террасу. Солнечный свет слепил глаза, но свежий сырой воздух сулил райское блаженство. И вид… На мгновение он просто замер, затаив дыхание. Вода, скалы и цветы. Такое впечатление, что он на вершине мира и смотрит вниз на маленький и идеальный кусочек планеты. Повсюду виднелись яркие сапфировые и изумрудные отблески, мерцали красные рубины роз, трепетали белоснежные паруса, беременные ветром. Никаких звуков, кроме грохота моря и далекого музыкального гонга гудков. Он обонял аромат прекрасных летних растений и прохладный запах океана.
Макс отправился в путь, опираясь рукой на стену. Он не знал, какое направление выбрать, просто блуждал бесцельно, пока есть силы. Один раз его настигло головокружение, и он был вынужден остановиться, закрыть глаза и отдышаться.
Когда Макс доплелся до лестницы, ведущей вверх, то решил подняться по ней. Ноги дрожали, и он уже чувствовал, как усталость овладевает им. Но гордость наравне с любопытством влекла вперед.
Дом был построен из гранита, спокойного и крепкого камня, ничуть не портившего причудливую архитектуру. Макс ощущал себя исследователем замка, несокрушимого оплота истории, который занял пост на скалах и держался там вот уже несколько поколений.
Потом услышал современное гудение мотопилы и вырвавшееся мужское проклятье. Подойдя ближе, узнал характерные звуки строительного процесса — удары молотка по дереву, жестяную музыку из портативного радио, визг сверла. Когда дорожку перегородили козлы, древесина и непромокаемый брезент, он понял, что нашел источник шума.
Из еще одних дверей на террасу вышел мужчина, вокруг загорелого лица топорщились светло-рыжие волосы. Он искоса взглянул на Макса, потом засунул руки в карманы.
— Вижу, уже встали и бродите вокруг.
— Более или менее.
«Парень выглядит так, словно по нему прошлось стадо мулов, — подумал Слоан, — Мертвенно-белое лицо, синяки под глазами, кожа блестит испариной от напряжения. Держится прямо только благодаря отчаянному упрямству». Слоан только укрепился в своих подозрениях.
— Слоан O'Рили, — назвался он, протягивая руку.
— Максвелл Квартермейн.
