Георгий Ланской - Оглянись на пороге
— Ну фиг с тобой, уговорил. Хэллоуин скоро. Попробуем вас выпустить там, если, конечно, не облажаетесь. Обкатаем программу. Собирай свою банду, придете в понедельник, все равно зал пустой. Своих фанатов подтяните, может, хоть на пивасике заработаю. Если вас хорошо примут, буду периодически приглашать. Может, какой рок-фестиваль устроим или что-то такое…
Дима обрадовался, уронил стул, едва не опрокинул чашку с чаем, в которой скучал пакетик «липтона», долго тряс Надежде руку, обещая, что все будет в лучшем виде. Из кабинета вышел степенно, хотя это удалось с большим трудом. А вот на улице, как только «Парк-таун» остался за углом, он по-щенячьи запрыгал от восторга и стал вызванивать членов своей «банды», как изящно выразилась хозяйка клуба.
Фанатов оповестили заранее, развесили объявления в местах их наибольшего скопления, включая «Твиттер», «Фэйсбук» и «ВКонтакте». Дима был до последнего уверен, что на концерт никто не придет, и тогда на выступления в Хэллоуин им надеяться бесполезно. Однако клуб набился не то чтобы до отказа, но весьма ощутимо. В темноте у сцены бродили неясные призраки в черном, сжимая в руках пиво, сигареты, громко подпевая каждому куплету. В гитарной какофонии бьющих по ушам басов происходящее напоминало веселенький ад.
Дима был счастлив.
После концерта они весело напились здесь же, в баре, принимая поздравления от фанатов. Вроде бы к нему подкатила какая-то журналистка, задавая умные вопросы, но это уже скрывалось за алкогольным маревом, а дальнейшее вообще выпало из памяти. И вот он просыпается наутро незнамо где, незнамо с кем, с дикой головной болью и легкой амнезией.
Парень скатился с кровати и со стоном направился разыскивать ванную. Свет за окном был излишне ярким. Собственное отражение в зеркале выглядело жалкой пародией на человека.
Он умылся холодной водой — горячей все равно не было. Коврик на полу отсутствовал, отчего голые пятки чуть ли не примерзали к стылому кафелю. Усевшись на унитаз, Димка из-под полуприкрытых век осмотрелся, придя к выводу, что интерьер все-таки видит впервые.
Ладно, разберемся…
Он вышел из ванной и стал собирать одежду, разбросанную по всей квартире. В спальне тем временем прекратился храп, что-то завозилось, и в тот момент, когда Дима уже натягивал на озябшие ноги носки, чей-то хрипловатый голос, странно пришепетывая, произнес:
— Дорогой, ты уже встал?
Она стояла в дверном проеме, зябко обхватив голые плечи руками, кокетливо выставив вперед ножищу, что, по задумке, должно было выглядеть эротично, но нисколько не выглядело. Однако Диму это зрелище проняло до глубины души.
— Э-э-э… — промычал он, не в силах оторваться от видения.
Слава богу, хотя бы баба! Вчера он так нажрался, что мог и с мужиком заснуть. То-то прикол был бы… Несмешной, правда. Впрочем, внимательно оглядев замершую у дверей мадам, Дима подумал, что хрен редьки не слаще.
Ей было лет тридцать пять, а то и все сорок. По опухшему со вчерашнего перепоя лицу понять оказалось невозможно, не паспорт же просить! На физиономию с размазанной косметикой падала жидкая рыжая челка. Пухлые щеки обрамляли жирные патлы. Под глазами, маленькими, невыразительно-серыми, торчал крупный нос, а под ним — тонкие полуоткрытые губы.
Димка опустил глаза ниже и стыдливо потупился.
Ниже тоже не оказалось ничего интересного. Тело, обрюзгшее, неухоженное, никаких эротических поползновений не вызывало. Грудь свисала, как спаниельи уши, на животе скопились бублики сала, а ляжки — здоровые, как у слона, в целлюлитных корках — были странного синюшного оттенка, отчего трусики, кокетливо-красные, в кружевах, смотрелись неуместно и даже дико.
Самое смешное, что лицо казалось знакомым, но кто эта особа, вспомнить, хоть убей, не получалось.
Пока он переминался на месте, женщина решительно рванула вперед и, обвив руками его шею, впилась в губы поцелуем, который должен был изображать страсть. Димка инстинктивно дернул головой, шарахаясь от незнакомки. Их зубы стукнули друг о друга, как бильярдные шары, с такой силой, что он охнул.
— Классный был вчера вечер, — заключила незнакомая баба и облизнула губы. Слова выговаривала плохо, спотыкаясь на шипящих, словно выплевывая их семечковой шелухой.
— Э-э-э, — промямлил Дима.
— Ты классный, — прошептала она и, захватив Диму в медвежьи объятия, сунула язык ему в ухо. Это уже никуда не годилось!
Решительно оторвав ее руки, он шарахнулся прочь, налетел на косяк и скривился от боли. Женщина, скрестив руки на груди, наблюдала за ним с презрительной усмешкой.
— Куда же ты так спешишь, миленький Буратино? — пропела она голосом киношной лисы.
— Э-э-э… — пролепетал Дима и даже брови нахмурил в тщетной попытке вспомнить имя женщины.
— Вера, — подсказала она.
— О, точно, Вера! — обрадовался он. — Ты очень классная, спасибо за вечер… и все такое, но сейчас мне пора бежать… И кстати, где я?
Она снова усмехнулась, развела руками в стороны, точно удивляясь его глупости.
— У меня, разумеется.
Как будто это что-то проясняло!
Решив не выяснять адреса, Дима попятился к дверям, нашел свои ботинки, заляпанные грязью до самого верха, и торопливо сунул в них ноги. Они были мокрыми, но на эти мелочи парень решил не обращать внимания. Нащупав дверную ручку, начал рвать ее на себя, но дверь не поддавалась. Вера стояла на прежнем месте, не делая попыток помочь ему, и только улыбалась. Наконец Дима нащупал ключ, повернул его и пулей вылетел в холодный грязный подъезд со стойким запахом кошачьей мочи.
На прощание нужно было что-то сказать, но слова не лезли. Да и как прощаться с толстой, мятой бабой, возомнившей бог весть что из-за совместно проведенной ночи?
— Я… того, позвоню, — невнятно пробурчал он.
— Конечно-конечно, — благовоспитанно ответила Вера. Дима прикрыл дверь, услышал, как лязгнул ключ, и поплелся по лестнице вниз.
Бахнув дверью подъезда, он выскочил на улицу, вдохнув сырой осенний воздух. Район оказался знакомым. Центр, неподалеку университет, общага, где по юности и глупости было проведено много бурных ночей с местными девчонками, обучавшимися на музыкальном факультете. Напротив — ресторанчик и компьютерный магазин с притулившимся сбоку интернет-кафе. Рядом, буквально в двух шагах, находилась остановка, где притормаживали, поглощая редких воскресных пассажиров, маршрутки, автобусы и рогатые троллейбусы, древние, как вымершие ящеры, с дрожащими дверцами-гармошками. Прислонившись к железной опоре остановки, Дима, с которого схлынула волна адреналина, почувствовал слабость и тошноту.
