Любить буду жестко (СИ) - Царицына Екатерина

- Эй, чего скисла, Ириска? В первый раз трахну нежно, жестко драть буду потом, - Данте подмигнул мне, захлопнул багажник, словно отрезал нам путь назад.

Данте бодро пошагал в лес, а я посеменила за ним, привыкая к тяжести рюкзака, выравнивая дыхание и шаг.

Ранним утром идти было легко, но скоро солнце начнет припекать, и тогда рюкзак отяжелеет еще на двадцать килограмм. Но я справлюсь, должна.

Данте шел вперед, словно забыл про навязавший на его голову «хвост». Обещала, что не буду обузой, но за ним мне было не успеть, хотя он шел даже не вполовину так быстро, как мог бы без меня. Мелькнула предательская мысль, что я зря не осталась в городе. Ее я подавила в зародыше. Если Данте нужны украшения, то он запросто мог солгать мне, сказав, что Роман и Макар мертвы или сам убить их… сбилась с шага от этой мысли. Споткнулась об корень и едва не упала. Нет, он, конечно, мудак, но не убийца…

Разве? Девочка, год назад ты думала, что он тебя замуж позовет, а вместо этого…

Хватит!

Мой внутренний голос может быть той еще стервой. Но сейчас об этом думать нельзя. Хотя вопрос доверия оставался открытым. Ничто не мешает Данте просто изнасиловать меня в этом лесу и бросить. Даже убивать не надо, все сделает природа.

Солнце поднималось выше, становилось жарче. По вискам струился пот. Плечи начали ныть от тяжести рюкзака. Но Данте шел вперед, как терминатор, останавливаясь на сложных участках, чтобы помочь мне перебраться через овражек, поваленное дерево или ручей. Молча подавал руку, которую я также молча принимала и плелась дальше. Сил строить из себя бабу-мужика не осталось. Я привыкла к физическим нагрузкам и походам, но по сравнению с Данте была как чахлая осинка рядом с благородным кедром. Жалкая и слабая.

- Привал, - приказал Данте, когда я чуть не свалилась в ручей и свалилась бы, если бы Данте меня не удержал.

- Я в порядке, могу пройти еще столько же, - кажется, получилось слишком бодро, потому что Данте стащил с меня рюкзак и протянул флягу с водой.

- Конечно, можешь, а еще умереть от обезвоживания.

Он даже не запыхался и не вспотел.

К фляге я припала жадно. Не пила всю дорогу, боясь отстать.

Как старуха подползла к ручью и умылась, прохладная вода освежила. Прогнала весь бред, который я себе придумывала, пока мы шли.

В лесу было тихо, только где-то очень далеко стучал дятел и деревья шептались о чем-то в вышине.

Данте сунул мне в руки бутерброд с колбасой и сыром, который я съела со скоростью, для девушки неприличной. И протянул кружку с остывшим кофе, ничего вкуснее в жизни не пила.

Передышка была краткой. Через десять минут мы снова шли по лесу, с каждым шагом уходя от цивилизации все дальше.

- Переночуем на берегу, дальше обойдем озеро и двинемся к заимке Лешего, - Данте снял рюкзак, а я как зачарованная уставилась на золотистое в лучах заходящего солнца озеро, обнятое изумрудным кольцом деревьев.

Заметив, что я не реагирую на его слова, Данте подошел ко мне, стащил с меня рюкзак. Я едва подавила болезненный стон.

- Устала, маленькая? – Спросил он с прежней мягкостью.

- Ни капли, еще поплавать хочу, - упрямо поджала губы.

- Поплавать, - Данте усмехнулся, - это мысль.

Он снял футболку, расстегнул ремень, снял ботинки и брюки вместе с боксерами. Я опешила, но слишком вымоталась, чтобы испугаться. Но взгляд приковал его член. Какой же он у него все-таки большой и тяжелый.

Глава 10

Глава 10

Щеки запылали ярче заката на небе. Искупаться хотелось невыносимо, от воды пахло свежестью. Стоило представить, как погружаюсь в прохладную негу, как натруженные за день мышцы ныли в предвкушении. Но войти в воду вместе с Данте значило только одно, он возьмет меня прямо в этом озере.

Закрыла глаза, чтобы не видеть его атлетичного тела, в голове было слишком много мыслей, а в груди слишком много чувств. Мне надо успокоиться, подумать, привести мысли и чувства в порядок. Близость Данте делала каждое мгновение таким острым, что я вся кровоточила от порезов.

- Надо собрать хворост для костра, - прошептала и облизнула сухие губы и сделала шаг назад, мягкий, податливый песок едва слышно зашуршал под ногами, но даже этот тихий звук резанул по нервам, открыла глаза, как раз вовремя, чтобы заметить на губах Данте понимающую усмешку.

- В лесу от меня не спрячешься, Инга, и палатка у нас одна, и спальник тоже один, - Данте подмигнул мне и пошел воду.

Я смотрела на его идеальные, накаченные ягодицы и шептала:

- Козел, мудак, урод, ненавижу.

Вот зачем он рылся в моем рюкзаке, вытащил маленький спальник в компрессионном мешке. На глазах выступили слезы, злилась на собственную глупость, на чувства, которые во мне пробуждал Данте. Его было слишком много, запаха, тепла, слов, мыслей. Он же прямо сказал, что я для него «бантик» на подарочной коробке, приятное приложение к украшениям, стоимостью в несколько миллионов долларов. А я все равно думаю о нем, не могу выкинуть из головы.

Дура, дура, дура!

Отошла достаточно далеко от озера, чтобы Данте не слышал, как я рыдаю. Села на поваленный, поросший мхом и лишайником дуб, вцепилась плечи и тихо завыла.

Я год баюкала боль и печаль, которые сменялись приступами жгучей вины перед Макаром, потому что я не могла дать ему того, что он заслуживает. Не могла его полюбить. Видела в нем только друга. Он закидывал меня цветами и подарками, старался развеселить, водил по клубам. А я так и не надела ни одно из подаренных им украшений, и сейчас в ушах были простые гвоздики, которые мне купила мама на пятнадцатилетие. Иногда открывала шкатулку и смотрела, как мерцают бриллианты, горят рубины, подмигивают изумруды. Холодные, бездушные камни. Они ничего для меня не значили, а срезанные цветы в вазах казались мертвыми.

Данте никогда мне ничего не дарил, когда мы расстались, на память мне осталось от него только разбитое сердце. Он не был скуп. Стоило ему заработать что-нибудь на раскопках, как мы обязательно отправлялись куда-нибудь. Посмотреть диковинки и редкости, пока их не уничтожило время и люди. И эти дни мне были дороже всех камней Макара. Их я хранила, как настоящие драгоценности, ожерелья, диадемы, кольца, серьги из радужных, счастливых воспоминаний. Данте был моим миром, когда он ушел, у меня осталась боль, потому что эти воспоминания были только моими, для него дни моего искреннего счастья были лишь игрой.

Я помнила вкус его губ, ласки, нежности, помнила, каким он может быть, каким я его любила. Он изменился, стал жестче, злее, но я никак не могла забыть дней, которые мы проводили вместе.

Что же делать?!

Понимала, что, если он снова приласкает меня, как раньше. Если не будет груб, перестанет унижать и напоминать мне о гнусном договоре, на который я сама согласилась, то позабуду о ненависти, о том, что ничего для него не значу, и снова позволю себе любить его.

Он прав я дура, самая настоящая дура набитая. Рыдаю из-за мужика, который сразу обозначил мою роль в его жизни – подстилка, девочка для утех, ему нужна моя невинность, тело. Душу и сердце я сама вычеркнула из контракта, а теперь вписываю мелким шрифтом, как мазохистка.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я жалела себя, но стало темнее. Закат сменился сумерками, в лесу стало холодно. Надо собрать хворост и возвращаться, пока Данте не пришел меня искать. Для одного дня хватит унижений.

Вытерла слезы и принялась за дело, собирала сухие ветки, пока темнота подступала, накрывая лес. Старалась держать озеро в поле зрения, чтобы не уйти слишком далеко, но темнело все быстрее.

Когда хвороста набралось достаточно, и я пошла обратно к озеру, за спиной хрустнула ветка.

Резко обернулась, по коже побежали мурашки. В лесу стоял кромешный мрак, лишь со стороны озера еще серел свет.

Появилось нехорошее чувство, что за мной наблюдают. В чаще кто-то прятался.

Не решаясь повернуться к лесу спиной, я осторожно попятилась назад, сердце стучало, как бешеное. Если это волк или медведь, то бежать нельзя. Я лишь спровоцирую зверя на атаку. А если преследователи все-таки нас нашли, то от пули не убежишь.