Святой вечер - Дилейни Фостер
Черт.
Это было не то, о чем я хотел думать. Не сейчас. Я бы точно потерял ее. Лирика и Татум дружили с десяти лет. Никакое количество сухих ударов ее задницы в матрас не могло с этим сравниться.
Я опустил лицо к изгибу ее шеи и вдохнул ее запах. — Нам не нужно об этом говорить. — И поцеловал ее кожу. — Не сегодня. — Она наклонила голову в сторону, и я провел языком по ее горлу. — Нам вообще не нужно говорить.
Лирик издала стон, заставив меня ухмыльнуться на ее коже. Вот так.
Я зацепил пальцами верхнюю часть ее леггинсов и стянул их вниз вместе с трусиками. — Пора разворачивать подарок.
Лирика улыбнулась и посмотрела на меня с этим чертовски сексуальным, невинным взглядом в глазах. — Разве не я должна быть той, кто разворачивает подарок?
— Это твой день. — Я сделал шаг назад и сложил руки на груди. — Давай. Закончи то, что я начал.
Она изогнула бровь, и на секунду я подумал, что мне придется самому сорвать с нее эту чертову рубашку, но потом она потянулась вниз и стянула ее через голову. Она вылезла из леггинсов, бросив футболку на пол, и осталась стоять там только в кружевном черном лифчике. И черт бы меня побрал, если бы от одного этого вида мне не захотелось вырваться из кожи. Я планировал сделать эту ночь особенной, не торопиться с ней, сделать все как надо. Но дьявол на моем плече боролся за контроль. Он хотел опустошить ее, овладеть ею изнутри.
— Лифчик, — сказал я, пытаясь выровнять дыхание.
Она потянулась за спину и расстегнула лифчик.
Я смотрел, как он упал на пол рядом с остальной одеждой. Чертово совершенство. Вот кем Лирик была. И я не собирался ждать ни одной чертовой секунды, чтобы попробовать ее.
Я схватил бутылку виски со стойки позади нее, затем открутил пробку.
Она положила руку на бедро. — Так вот чем мы занимаемся?
— Вот что мы делаем, — сказал я, опрокидывая бутылку и наблюдая, как янтарная жидкость стекает с ее ключиц, по идеальным сиськам и вниз по животу.
Ее грудь поднималась и опускалась от дыхания, но она не двигалась, чтобы остановить меня. Лирика любила непредсказуемость. Она жаждала этого так же, как и я.
Еще один глоток из бутылки. Еще одна струйка виски потекла по ее телу.
Мой член был настолько твердым, что болел.
Я поднес кончик бутылки к ее губам, она открыла рот и позволила мне влить виски. Часть виски перелилась через край и пролилась на ее подбородок. Она сглотнула и посмотрела на меня с голодом в глазах, даже не потрудившись вытереть виски. Ее язык прошелся по нижней губе, и я наклонился и взял эту чертову губу между зубами.
Она хныкала у меня во рту, запутавшись пальцами в моих волосах.
— Никто больше не сможет попробовать тебя на вкус. — Я переместил свой рот к ее шее и провел кончиком бутылки по коже. — Никто не сможет прикоснуться к тебе. — Провел бутылкой между ее грудей, опустил голову, чтобы слизать виски с ее сосков.
— Никто не может трахать тебя, кроме меня. — Ее тело дрожало, пока я опускал бутылку вниз по ее животу и между бедер. — Только я. — Провел кончиком бутылки между ее складок, достаточно, чтобы покрыть ободок ее смазанной киской. — Всегда я.
Ее пальцы в моих волосах замерли, когда она напряглась. — Линк...
— Скажи это. — Я провел языком по ее соску. — Я твоя, Линкольн. — И прикусил его зубами. — Скажи это. — Я прижал гладкое стекло к ее клитору.
Она крепко вцепилась в мои волосы, ее тело покачивалось на бутылке.
Я не мог протолкнуть ее внутрь. В десятом классе была одна цыпочка, Бекка-бутылочка, которая засунула бутылку пива в свою киску, и из-за всасывания ее невозможно было вытащить обратно. Да ну нахуй. Если что и застрянет в этой пизде, так это мой член. Но смотреть, как она трется о стекло, было чертовски сексуально.
— Твоя, Линкольн. — Ее слова были чем-то средним между стоном и хныканьем.
Я отодвинул бутылку от ее киски и встал, глядя на нее сверху вниз. Мои губы обхватили край бутылки, смакуя каждый кусочек ее аромата, когда я сделал еще один глоток.
— Вся моя? — спросил я, ставя виски обратно на стойку.
Лирика провела рукой между нами и обхватила мой член поверх серых треников. Она точно знала, о чем я спрашиваю. — Вся твоя.
Я схватил ее за задницу и поднял с пола. Она обхватила меня ногами за талию и встретила мой взгляд. Этот гребаный взгляд. Вся твоя. Господи.
Мы даже не успели войти в спальню, как я прижал ее спиной к стене и накрыл ее рот своим — мягкий поцелуй, который быстро превратился в дикий. Такой поцелуй, после которого языки трахались, зубы клацали, губы распухли, а тела скрещивались. Такой поцелуй я чувствовал до самых костей. Черт, до самой души.
Я схватил ее за руки и прижал их над ее головой к стене, оторвавшись от поцелуя. — Ты уверена в этом?
Губы Лирик были красными и пухлыми, такими, какими они должны быть после такого поцелуя. Мне хотелось облизывать их, сосать и кусать. Она потянула их между зубами, словно оценивая ущерб.
Я отпустил одну из ее рук и провел подушечкой большого пальца по ее губам. — Я разрушил твой милый ротик одним поцелуем. Как думаешь, что я сделаю с твоей киской?
Она укусила меня за большой палец. — Почему бы тебе не прекратить болтать и не показать мне?
Игра. Блядь. Началась.
Я развернул Лирик и провел к кровати, наблюдая, как подпрыгивают ее сиськи, когда я опускаю ее на матрас.
Она раздвинула колени, позволяя своим ногам широко раздвинуться, а ее рука двинулась между бедер. Она провела одним пальцем по своему центру, затем поднесла его ко рту, дразня меня, пока я стягивал с себя футболку и треники. Я не мог оказаться внутри этой девушки достаточно быстро.
Забрался между ее ног, держа свой член у ее входа. — Это... — Я провел проколотой головкой по ее клитору так же, как делал это десятки раз до этого, но в этот раз я знал, что иду до конца. — ...тебе будет чертовски хорошо, детка.
Она втянула воздух, и я опустил голову, проводя губами по ее челюсти и уху.
— Я буду двигаться медленно.
Это может убить меня. Все, о чем я мог думать, это быть глубоко внутри нее и долбить до тех пор, пока она не заплачет. Но я был готов попробовать, потому что я скорее убью себя, чем причиню ей боль.
Лирик была девственницей на противозачаточных, а у меня не было никого почти год. Презервативы были последним, о чем я думал. Мне нужно было почувствовать ее обнаженной.
Я покачивал бедрами так же, как делал это, когда мы играли, скользя им между ее складок, пропитываясь ее влажностью. И, блядь, она была мокрой.
— Скажи мне, если будет больно. — И тогда я схватил ее руки, переплетая ее пальцы в своих, когда входил в ее тугую киску.
Она сжала мои руки, ее глаза закрылись.
— Хочешь, чтобы я остановился?
Она покачала головой, затем открыла глаза и посмотрела на меня таким взглядом, который пронзил мою гребаную душу.
— Это моя девочка. Продолжай смотреть на меня.
Ее ноги раздвинулись шире, когда я вошел глубже. Я понял это в ту же секунду, когда Магический Крест ударил ее по всем нужным местам. Ее рот открылся, и стены сжались вокруг меня. Блядь. Да.
— Линкольн. — Ее дыхание было коротким и тяжелым. — Блядь. Господи. Черт.
Мое сердце бешено колотилось в груди, а пот бисером стекал по позвоночнику. Она сжала мои руки, и я сжал ее в ответ. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не ворваться в нее так, как я хотел, так, как мне было нужно.
И тогда она сделала это. Она оттолкнулась бедрами от кровати и начала трахать меня снизу. Господи.
Переключатель щелкнул.
Я сломался.
Я отпустил ее руки и схватил в охапку ее волосы, откинул ее голову назад и позволил своим зубам вцепиться ей в горло. И я трахал ее. Сильно. Я входил в нее с силой, пока пот не застилал мне глаза, а легкие не горели.
Ее руки вцепились в плед, а спина выгнулась дугой. — Вот дерьмо. Боже мой.
Я протянул руку между нашими телами и погладил ее клитор. — Оставь это, Птичка. Пой для меня.