Дмитрий Вересов - Белая ночь
— В самом деле?! — Марков нашел в себе силы криво усмехнуться.
Лемехов этого, впрочем, не заметил. Или, скорее, сделал вид, что не заметил. Все они замечают, все…
— Конечно, парень здорово заблудился. Все эти Лип Паплы, Пистолзы…
— Что?!
— Группы такие, модные в определенной среде. Но это не самое страшное, у самого, знаете, дети… А вот англичанка — это уже серьезно… Вообще, Алексей Петрович, попытались мы проследить тут биографию вашего отпрыска сызмальства, так сказать, и выудили еще несколько интересных фактов. Вот например, Евгений Невский…
— Невский?! — Марков был несколько сбит с толку неожиданным переходом и не сразу смог вспомнить о ком речь. — А, да, этот бедный мальчик, который покончил с собой… Только причем здесь-то Кирилл?!
— А почему вы говорите — «покончил с собой»?! Тела-то не нашли, Алексей Петрович, так что дело темное, очень темное… Может, он и в самом деле, того… — здесь Лемехов будто собирался провести себя пальцем по горлу, но, устыдившись бандитского жеста, вернул руку на стол. — А может быть, и нет! И сынок ваш был вроде бы с ним в близких отношениях…
— Ну, не в таких уж и близких.
— В достаточно близких, Алексей Петрович.
Он, кстати, ничего не говорил вам об этом случае?..
Марков отрицательно покачал головой.
— Кирилл никогда не обсуждал случившееся в семье.
— Вот видите, как интересно получается. Друг покончил с собой, а ваш сын об этом ни словом не обмолвился! Или он у вас статуя бесчувственная?! А может, просто знал что-то, чего не знаем мы с вами? А может быть, и жив сейчас Невский?! Тоже ведь темная лошадка был — все молчком, да молчком…
— У вас и по школам стукачи?! — неприязненно спросил Марков.
— Ну что вы, Алексей Петрович, есть ведь характеристики…
— Не понимаю, какое это имеет отношение к нынешней ситуации?!
— Да ведь все складывается вместе в одну неприглядную картину, Алексей Петрович. Это поведение, несовместимое с моральным обликом советского гражданина, связь с гражданкой капиталистической страны и, в нагрузочку — весьма подозрительная история в прошлом. Целый ряд тревожных симптомов, Алексей Петрович, на которые вы должны были бы и сами обратить внимание. Тогда все было бы по-другому.
Но, думаю, ничего трагического в создавшейся ситуации нет. Все излечимо, Алексей Петрович…
— Что вы хотите сказать?! — Марков устало посмотрел на собеседника. Вспомнился почемуто его мундирчик, такой же фальшивый, как и его сочувствие. Сучий сын.
— А я уже все сказал. — улыбнулся Лемехов. Все излечимо. Советская медицина, как известно — лучшая в мире, к тому же, бесплатная…
Так, может быть, полечим немного Кирилла.
Пока не поздно?!
Глава 12
ГАМЛЕТ ЕДЕТ В АНГЛИЮ, А КИРИЛЛ МАРКОВ — В ЗОЛОТУЮ ОРДУ
Отцовского звонка он ждал.
Дело в том, что сначала приехал Иволгин. У него была самая банальная, глуповато-приторная физиономия жениха. О чем бы он ни говорил, дурацкая улыбка то и дело выплывала из-под его усов.
— Кира, я не мог отказать Алексею Петровичу. Он сказал, что тебя разыскивает военкомат.
Надо принимать срочные меры.
Он еще сказал, что может тебе в этом помочь. Я, конечно, дал ему твой телефон. Ведь это не предательство?
— Конечно, нет. Наоборот, спасибо тебе.
Нельзя же до двадцати семи лет прятаться. Отец должен мне помочь.
— В общем-то, это все. Скоро подаем заявления. Ты не знаешь, со справкой о беременности сразу расписывают?
— Думаю, что сразу.
— И еще. Англичанка может быть на советской свадьбе свидетельницей?..
У каждого, наверное, наступают такие минуты в жизни, когда обязательно надо поговорить с отцом. Сесть на кухне, в трусах и майках.
Сначала будет говорить сын, потом отец, затем они будут спорить, еще попозже соглашаться.
В общем-то, тут советы никакие не нужны, опыт поколений — полная ерунда. Тут что-то замешано на крови, нечто такое растворено в человеческой душе. Время от времени оно садится на дно, выпадает в осадок. Вот тогда-то и нужно разговаривать, взбалтывать нечто, поднимать его со дна души.
Он сидел в своей комнате, прислонившись спиной к металлическим ребрам кровати, ждал и вспоминал. Воспоминаний было немного. Кирилл вспомнил, как лет десять назад они с отцом на Восьмое марта жарили курицу по какому-то новому рецепту. Тушку надо было завернуть в газету, и отец сказал, что для этого лучше всего подойдет «Правда». Поставив курицу с портретом Суслова на гузке в духовку, они уселись напротив и стали ждать.
— А не поиграть ли нам во что-нибудь? Скоротаем время, — неожиданно предложил отец, который никогда до этого с сыном не играл.
— Давай! — обрадовался Кирюша и стал предлагать ему на выбор. — Машинки, солдатики, кубики…
— В кубики, что ли? Пошли, попробуем.
Несколько наборов кубиков были перемешаны у мальчика в картонной коробке из-под обуви. Они уселись на полу и стали лениво перебирать различные по цвету и по форме деревяшки.
— А не построить-ли нам авианосец? — спросил Кирюшу отец. — Это будет первый советский авианосец. Самолетики у тебя, надеюсь, имеются?
— Надеюсь, имеются, — повторил мальчик, вынимая отдельный пакет с авиацией.
— Да тут у тебя на двадцать авианосцев! удивился отец.
Впервые Кирилл увидел вдохновенного отца.
Авианосец получался огромный, потому что они решили использовать все имеющиеся кубики.
Вот уже мишень для стрельбы присосками легла на посадочную палубу, а Кирюша прикрепил на корму военно-морской флаг. Работа была закончена. Начинались испытания. Когда первый истребитель поднялся с палубы, сделал два пробных круга и благополучно приземлился, в комнате запахло паленым.
— Резину сжег на шасси, — усмехнулся отец. Чувствуешь? Где-то горит.
— Чувствую, — согласился мальчик.
Тут они посмотрели друг на друга и с криками бросились на кухню…
Курица была покрыта черной копировальной бумагой. Товарищ Суслов канул в черную бездну. Черную курицу положили на блюдо и поставили на стол. Отец и сын смотрели на ее абсолютно черное тело. Щелкнул замок. Пришла мама.
— Вы бы лучше в пожарников играли, — сказала она.
Кирюша проковырял в черной корке дырочку и отщипнул кусочек белого, дымящегося мяса.
Такой вкусной курицы он не ел больше никогда в жизни. А отец с ним больше никогда не играл.
Еще ему вспомнился эпизод из того же, наверное, года, но уже зимой. Он раз за разом скатывается на попе с ледяной горки. Шаровары его уже покрылись белой коркой. Пора идти домой, а он не может остановиться, все скатывается и скатывается. И вдруг острая боль в бедре. Мальчик еще подумал, что так, должно быть, бьет пуля. С трудом он наклонился, потом выгнулся и увидел толстый ржавый гвоздь, торчавший чуть пониже попы… Потом вокруг него столпились люди. Вдруг они расступились.
