Энн Стюард - Черный лед
— Даже не рассчитывай.
Следующего удара Хлоя не увидела. Вспышка слепящей боли и мысль, что Моника ее застрелила? А затем на нее обрушилась тьма, и больше ничего не было.
Весенняя буря наконец улеглась, оставив окрестности укрытыми белым снеговым одеялом. Бастьен надеялся, что взрыв, от которого загорелся гостевой домик, уничтожит нескольких из них, но в луже растаявшего снега лежало только одно обуглившееся тело. Еще одно могло находиться внутри, но полагаться на это было нельзя. Он уже обошел вокруг, проверяя систему безопасности, и нашел второго наемника, убитого электрическим током.
Третьему он свернул шею за гаражами, но тот успел ткнуть его ножом. Лезвие не задело жизненно важных органов — Бастьен двигался быстрее напавшего, и тот не смог ударить сильнее и повернуть нож, повреждая внутренности. Бастьен распознал стиль и метод атаки еще прежде, чем посмотрел на лицо трупа. Похоже, Фернану надоело управлять маленьким баром в квартале Марэ, и он решил немного подработать на стороне. Он был неплох в драке, но не мог равняться с Бастьеном.
Однако он все же его достал. Кроме того, его, похоже, хорошо проинструктировали — нож прошел в непосредственной близости от места недавнего пулевого ранения. Очевидно, он рассчитывал на уязвимость тканей, но шрам, напротив, несколько отклонил удар.
Бастьен отступил в сторону. Кровь текла из раны, расплываясь по брюкам, но он засунул нож Фернана за пояс. Оружия у него было достаточно, но он все еще не знал, сколько человек ему противостоят. Йенсен сообщил ему, что Моника прибыла на континент в сопровождении пятерых. Подобрала ли она по дороге кого-то еще, или у него осталось только двое противников?
Лучше считать, что их больше. Он обошел гараж и остановился на мгновение. Небо потихоньку светлело, нежные персиковые переливы расплывались в вышине. Снег уже подтаивал, температура начала подниматься. Кругом смерть и кровь, а здесь такая красота. Ему почудилось, что он слышит отдаленную трель утренней птичьей песни. Какие птицы поют по утрам в Америке? Мысль эта возникла случайно, и он тут же выбросил ее из головы. Незачем ему это знать. Но песня каким-то образом принесла ему ощущение умиротворения — Хлоя просыпалась под этими нежными и яркими небесными красками, слушая песни неведомых птиц…
Он направился к дому: Моника могла разослать своих наемников обыскать территорию, но сама она непременно пошла в дом. Ее инстинкты всегда работали великолепно — он мог только надеяться, что они недостаточно сильны, чтобы привести ее прямо к Хлое. Крохотный чулан трудно отыскать в темноте, и, если Хлоя все еще сидит там неподвижно и беззвучно, у нее остается шанс.
Оставить ей фонарик было дурацкой идеей, но он не мог вынести мысли, что она будет погребена во мраке, которого так страшится. И можно было только надеяться, что это маленькое проявление доброты ее не убьет.
Он издалека услышал их шаги. Они не делали попытки таиться, да и трудно было бы идти по свежевыпавшему снегу, не производя шума. Видимо, они рассчитывали его выманить. Он скрылся в тени и смотрел, как выходит из подвала Моника, сопровождаемая двумя мужчинами. У одного из них через плечо была перекинута Хлоя.
Она была без сознания, но не мертва. Если бы она была мертва, они бы бросили ее на месте. Он увидел на ее бледном лице кровь, к которой прилипли пряди волос, и понадобилась вся его многолетняя выучка, чтобы не сдвинуться с места, не издать ни звука. Он не мог рисковать, пытаясь застать их врасплох. Если он потерпит неудачу, Хлоя умрет. Он должен выждать.
Моника открыла дверь, и он впервые разглядел ее толком. В предрассветном сумраке видно было немного, но достаточно, чтобы понять, что эта скелетоподобная фигура была его бывшей любовницей. Пуля натворила много бед — неудивительно, что Монике захотелось убивать. Логика, по которой она выбрала Хлою, была извращенной, но неоспоримой. Если бы не Хлоя, все было бы решено в замке и не было бы той кровавой парижской ночи. Она позволила себе разозлиться на Хлою и тем ослабила свою защиту — и чуть не умерла из-за этого.
И в конце концов она умрет из-за этого, как только он сможет хорошенько прицелиться. А пока он не мог ничего — только следовать за ними и выжидать подходящий момент. Он слишком много раз подвергал Хлою опасности. Этот раз должен быть последним.
Весеннее утро было ясным и спокойным, снег таял под ногами, молодая листва на деревьях шелестела под малейшим дуновением ветерка. Еще одно мгновение — и он понял, куда они несут Хлою. Он должен был знать, что разум Моники безошибочно просчитывает все.
Старая заброшенная шахта.
Выбор был прост. Либо Хлоя мертва, и их предварительная разведка имела целью найти место, куда можно сбросить ее тело и где оно не будет найдено — особенно если они подожгут центральную усадьбу. Либо же они знали о ее страхах и несли ее туда специально, чтобы помучить.
Зная Монику, он склонялся ко второму варианту. Ее вряд ли заботило, найдут ли тело Хлои — она к этому времени давно будет вне досягаемости. И вряд ли она сбросит Хлою в заброшенную шахту, всего лишь пустив ей пулю в лоб. Он сомневался даже в том, что она оставит целым ее тело. Безумная ярость Моники требовала для жертвы все новых терзаний — как до, так и после смерти.
Пистолет удобно лежал в его руке, холодный, как были холодны его руки, как была холодна кровь в его жилах. Восходящее солнце плавило снег, но ледяной мороз в его сердце ничто не могло расплавить. Не думай о ней, приказал он себе. Сосредоточься на цели и не позволяй чувствам застить тебе дорогу. Единственный способ спасти Хлою — не колебаться. Ему необходимо было нарастить на себя ледяной панцирь рассудка, стать машиной и ничем более.
Но Хлоя расплавила лед, который служил ему опорой. Его броня исчезла, и впервые в жизни он испугался, что может проиграть.
Он бесшумно двинулся через лес. Даже палая листва не шуршала под его ногами. Как только он понял, куда они направляются, он принялся обходить их, чтобы добраться до места раньше и занять удобную позицию. Вход в старую шахту находился как раз под первым холмом — сейчас он зарос кустарником, был заколочен, заклепан цепью и заперт.
Нет, не заперт. Когда он производил рекогносцировку, родители Хлои были еще здесь, и вход в старую шахту оставался нетронутым. Сейчас же на его месте зияла черная дыра. Моника выяснила все, что ей было нужно: именно это было самым страшным кошмаром для Хлои.
Они приближались, не делая попытки заглушить производимый ими шум. Двое мужчин разговаривали на каком-то среднеевропейском диалекте — вероятно, на сербском. Бастьен разобрал всего несколько слов, и ему очень хотелось, чтобы рядом с ним была Хлоя — внимательная, разумная, понимающая, кажется, все языки на свете. Она бы перевела ему.
