Ольга Горовая - Интервенция любви (СИ)
– Чтобы ты делал?! – не было похоже, что Инга испугалась его ярости.
Наоборот. Ее веселье вдруг схлынуло, сменившись таким же гневом. И каким-то отчаянием, причины для которого сейчас Нестор не видел.
– Ты?! Я три месяца думала, что убила тебя, понимаешь?! Три месяца! Убила!
Инга его толкнула. Со всей силы. Не то, чтобы это как-то повлияло, но… Хорошо, он слушал ее.
А Инга уже поднялась и уперлась коленями в капот, поравнявшись лицом с Нестором. Она задыхалась.
– Я с ума сходила от того, что не могла найти дорогу назад. Черт! Я действительно сходила с ума, понимаешь?! Не знала, что делаю и куда еду. Я не помнила, где этот твой проклятый дом! И никто не знал! Никто! Никто не мог мне сказать, как к тебе вернуться! – Она вцепилась в его плечи и, кажется, не понимала, что по ее щекам уже катятся слезы. Нестор крепче обхватил ее за пояс. – Я не хотела стрелять, Нестор! Не хотела! – Инга уронила голову ему на плечо, судорожно сглатывая слезы этой нежданной истерики.
– И три месяца я минута за минутой погибала от мысли, что убила любимого человека, понимаешь?! Что бы ты делал, потеряв свою игрушку – понятия не имею! Я же не придурочный киллер! А я не могла так больше! Я без тебя не могла, не хотела жить!
Возможно, ему казалось, но было похоже на то, что и она пытается его встряхнуть подобно тому, как Нестор недавно встряхивал Ингу.
Это вызвало у него улыбку. «Придурочный киллер».
Это. И еще полная растерянность, оглушенность от всех слов Инги.
Она считала, что он мертв? Что она убила его? Пыталась вернуться?
Она его назвала «любимым»?
Он не был уверен, что до конца понимал, что именно это значит. Что он в принципе полностью понимает, о чем Инга говорит.
Его пульс грохотал в голове, заглушая любые звуки.
Хотя, Инга уже ничего и не говорила. Обхватив его лицо ладонями, она вновь, как там, на холме, принялась целовать горячими, короткими, полными боля и горя поцелуями глаза и скулы, щеки, подбородок Нестора.
– Ты не игрушка, – он сжал тело Инги руками, притиснул к себе.
Нахмурился, видя, что она не сосредоточена, будто потеряна вся. Опустил голову, прижавшись к ее шее, втягивая распахнутым ртом ее запах. Засасывая кожу до отметин, потому что не мог сдержаться.
– Ты моё всё, Инга. Все.
Нестор поднял голову и сжал ее щеку, заставляя смотреть на него, слышать. И честно сказал то, что казалось ему совершенно очевидным:
– Дыхание, сердце, мозг. Всё моё. Суть. Всего.
У нее не было сил выдохнуть. И вдохнуть.
И голова кружилась, словно Инга полбутылки шампанского залпом выпила. Даже язык онемел, и его покалывало, словно от пузырьков. И то и дело хотелось кричать: «Жив! Жив, Господи!», но времени не хватало, столько всего надо было осознать.
Нестор держал ее так крепко. А то, что говорил… оглушало.
Конечно, сначала еще разбирать слова приходилось. Его голос был сиплым настолько, словно бы Нестор ангиной болел. Все эти три месяца. Этот звук буквально физически царапал ее кожу, заставляя саму Игу ощущать боль в горле. Но не это было главным. А суть его тихих и вымученных слов.
У Инги в ушах шумело, и не хватало сил это осмыслить. Принять и осознать все происходящее.
То, что он в принципе жив. Она его не убила!
Что Нестор рядом. Не позволил ей сотворить необратимое. Что говорит с ней. Пусть даже орет. Или рычит. Но делится тем, что вертится в его дурной лысой голове.
Господи, как ей хотелось дать ему подзатыльник! Дурное желание, учитывая то, кто он такой, но Инге было все равно. Она реально разозлилась, когда поняла – Нестор ей не мерещился. Уже какое-то время он действительно находился рядом. И не показывался! Заставлял ее так мучиться! Он заслужил не просто подзатыльник, а полноценную истерику с хорошей взбучкой! Жаль, сейчас она была не в том состоянии, чтобы обеспечить ему нечто подобное.
Но и это не казалось основным.
Неужели правда? Тот смысл, который он ей только что объяснил. То, что подтверждалось сейчас отчаянной растерянностью, написанной на его, всегда спокойном и безэмоциональном лице? Вся глубина его души, казалось, кружащаяся темной воронкой в его синих глазах?
Неужели его «моё» – значит столько?! Не игрушку для взрослого мужчины, не забаву для секса, как думала Инга. А готовность признать ее составляющей своей личности, своей души?! Ощущает ли он это так же, как болела им Инга? Не сумел бы и сам существовать без нее, подобно тому, как и она сегодня решила прекратить жить без Нестора?
Ей хотелось это выяснить, спросить, но не хватало сил. Смена отчаяния, решимости порвать с жизнью, безнадежной пустоты на эйфорию и какое-то сумасшедшее, пьяное счастье от его присутствия; растерянность и злость от его обвинений, и потрясение от только что услышанного – все это бурлило в ее теле. А еще – безграничная и безмерная потребность в нем. Та тоска, которая разъедала Ингу каждый день этих месяцев. Подсознательная и самая примитивная необходимость убедиться в том, что он живой. Действительно живой. И здесь, с ней.
Дыхание сбилось, частило и обжигало легкие уже давно. Голова кружилась от боли, от ударов крови по натянутым, закрученным узлами нервам, от нужды в нем.
Так ничего и не сказав на его откровение, не сумев подобрать слов, Инга наклонилась вперед. Прижалась к Нестору. Обхватила ногами его бедра, ухватилась за шею, при этом буквально впиваясь в рот Нестора так, как он сам обычно целовал ее. Словно и не ласкал, а всю суть выпить пытался. Вдавливала пальцы в горячую кожу на его затылке, игнорируя боль в порезанной руке.
Нестор не медлил и секунды. Она почти физически ощутила, как такая же жажда выплеснулась из его глубины, растекаясь жаром по коже. Как дыхание Нестора стало сиплым и глубоким.
Он подхватил ее на руки, забираясь ладонями по кофту.
– Люблю тебя, – застонала Инга ему в рот, поняв, насколько безмерно, действительно соскучилась по ощущению рук, губ этого мужчины на своей коже.
Она никогда и никому не говорила этих слов с таким смыслом. Даже бывшему мужу не признавалась в любви. Обоюдная симпатия подразумевалась между ними само собой, и Михаила интересовало лишь то, выйдет ли Инга за него. Об этом и велся разговор. Здесь, сейчас, с Нестором – она испытывала потребность в голос произнести, сказать ему то, что рвало грудь изнутри.
Он застонал: хрипло, низко, больше напомнив Инге этой реакцией рев потерянного зверя:
– Моё. Не отдам. Не отпущу больше, – прохрипел Нестор, сминая ее губы.
И с такой отчаянной жадностью уложил ее на теплую металлическую поверхность капота. Накрыл собой. Стянул кофту Инги, и дорвался, буквально дорвался до ее тела. Будто, не зная слов, не умея высказать свои ощущения, пытался прикосновениями губ, рук, языка, всего своего тела показать Инге, что сам чувствует.
