Валентина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент
– Иван, – крикнула она на бегу. – ты ранен?
Лесничий повернул к ней голову, и Людмиле увидела его побледневшее, искаженное болью лицо.
От отнял руку от плеча, вся ладонь была залита кровью Пытаясь что-то сказать, Иван вытянул вперед руку и вдруг повалился навзничь, захрипел и странно вытянулся.
– Иван! – закричала Людмила не своим голосом, бросилась к нему, но добежать не успела. Двери распахнулись настежь, и выскочил, как ей показалось, огромного роста детина, заросший черной бородой без шапки, в распахнутом полушубке. Не оглядываясь, он бросился влево, в глубь ущелья – Стой, сволочь! – Людмила навела карабин в спину убегающему. – Стой, стрелять буду!
Но человек даже не оглянулся, а продолжал бежать к огромной куче камней, перегораживающих русло ущелья Еще мгновение, и он скроется за ними.
И тогда она выстрелила…
Никогда прежде Людмила но поступала столь безрассудно. Что стоило глянуть наверх, на противоположную стену ущелья еще до того, как ее затянуло туманным маревом. Нет, увлеченная происходящими возле балагана событиями, не осмотрелась она вокруг как следует, не заме! ила небольшого снежного карниза, нависшего над ущельем.
Выстрел всколыхнул воздух, и хотя эхо увязло в тумане, но и этого звука было достаточно…
Белоснежную поверхность слежавшеюся козырька перечеркнула вдруг извилистая черная линия – место отрыва лавины. Снег вспучился горбом и поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее помчался вниз. Людмила не увидела схода лавины, потому что низкие темные тучи накрыли ущелье, как покрывалом, не она услышала тяжелый приглушенный гул, словно огромный самолет вдруг пошел на посадку. Мгновенно он превратился в рев, раздирающий перепонки. На дне ущелья метров на сто взлетел фонтан из комьев и снежной пыли. Это приближалась разрушительная воздушная волна, порожденная движением огромных масс снега.
Краем глаза Людмила заметила, что убегавший человек развернулся и теперь мчится ей навстречу.
В последний момент успела разглядеть его искривленный в крике рот, безумно вытаращенные глаза.
Метнувшись в сторону балагана, она инстинктивно попыталась найти хоть какое-нибудь укрытие от надвигающейся беды. Но сдавленный, спрессованный воздух толкнул ее в спину. Воздушная волна подбросила ее, перевернула несколько раз, и тут же гигантская снежная лапа прихлопнула ее, как муху на стекле. На мгновение в месиве из камней и снега мелькнула рука в красной варежке и исчезла в снежной пучине.
Напоследок точно парочка бомб взорвалась над ущельем. Это захлопнулась вакуумная труба. И тут же все стихло. Будто ничего не произошло. Лишь какое-то время еще стояла в воздухе туча снежной пыли, обозначившая границы падения лавины. Теперь дно долины представляло собой абсолютно ровное место. Словно легкий белый саван прикрыл погребенных под снегом людей. И только черная печная труба осталась торчать над снежной равниной. И сизый дымок, как ни в чем не бывало, продолжал куриться над ней.
* * *Крупный серый волк долго стоял на краю ущелья, вглядываясь в снежное покрывало, укрывшее все следы пребывания человека. Иногда, когда не удавалась охота, волк приходил сюда, к балагану, вернее, к узкой расселине, в которую человек сбрасывал кабарожьи тушки. Конечно, только что забитый олень или горный козел ни в какое сравнение не шел с мерзлым мясом крошечной кабарги. Но когда на тайгу обрушивались метели, день-деньской дул пронизывающий ветер и все живое старалось как можно быстрее найти убежище, выбирать не приходилось. Волк крадучись пробирался ночью в расселину, чтобы разжиться дармовым мясом.
Несколько раз он уносил мертвую кабаргу прямо из ловушки, а потом наблюдал, сытый и умиротворенный, как злится и что-то громко выкрикивает огромный, заросший, словно шерстью, густым черным волосом человек, с недавних пор поселившийся неподалеку от логова одинокого волка.
В этот день охота была не совсем удачной. За весь день ему удалось разжиться лишь ошалевшим полусонным тетеревом, вылетевшим из-под ног волка, когда он перепрыгнул через куст шиповника. В стороны полетели черные перья, но добычи хватило только на то, чтобы разжечь аппетит. Волк окинул скорбным взглядом остатки трапезы, понюхал снег и тут же поднял голову, насторожился. Вытянув ее вперед, он некоторое время прислушивался, тщательно вынюхивал воздух, донесший сильный, протяжный гул.
Волк резко изменил направление. Теперь он бежал на этот знакомый, обнадеживающий звук.
Неподалеку упала лавина. Там можно найти поживу.
Выждав некоторое время, он спустился по камням к границе свалившегося снега и, опустив нос, шустро пробежался вдоль нее взад и вперед. Его шуба покрылась снежной пылью. Тут он почувствовал нечто такое, отчего сделал в прыжке сложный пируэт и, приземлившись, опустил голову и почти уткнулся носом в снег. Он уловил запах человека.
Вздыбилась шерсть на загривке, хвост прижался к ногам, но волк и не подумал удирать. Наоборот, принялся кружить на одном месте. Сужая и сужая круги, он все ближе и ближе подходил к месту, откуда шел этот запах – запах живого человека!
Но внезапно волк забеспокоился, заметался, занервничал, воткнул нос прямо в снег, зафыркал и вдруг сел, поднял голову и тоскливо, с надрывом завыл. Потом прислушался и снова завыл. Словно звал кого-то или оплакивал.
Но никто не отозвался на его вой. Вокруг стояла тишина, даже ветер утих, перестал тревожить туман, окончательно заполнивший расселину. Звуки застревали в нем, как в вате, и волк не выдержал, принялся раскапывать снег. Сильные лапы легко отбрасывали еще не слежавшуюся снежную пыль. За минуту он весь зарылся в яму, сердито рычал там и фыркал, выбрасывая фонтаны белой пыли. Наконец он показался из ямы, вытягивая за ремень карабин, что уж вовсе необычно для дикого зверя, который как огня боится этого страшного изделия, пахнущего железом и порохом.
Волк оттащил в сторону карабин и бросил его.
А потом вновь завыл. Прислушался. Ничего. Только звон проснувшейся поземки. Тогда он снова влез в яму и, хрипло дыша, стал расширять ее, пока не показалась неуклюже подвернутая рука, потом склоненная голова без шапки и часть белого лица, от которого отвалилась, как маска, обледеневшая корка снега.
Волк зарычал. Глаза человека, а это была женщина, не открылись, но она задышала глубже и увереннее. Волк потянул ее за рукав, ткань бушлата с треском порвалась, но рука выпрямилась. И тогда неожиданно волк лизнул женщину в холодную влажную щеку и заскулил жалобно, по-щенячьи, словно умолял ее скорее очнуться и освободиться от мертвяще ледяных объятий снега.
* * *Людмила находилась в глубоком обмороке. Постепенно сознание возвращалось к ней, но вместе с тем нарастало удушье, и ей мучительно хотелось освободиться, выйти из этого страшного состояния.
