Татьяна Устинова - Мой генерал
Вероника кивнула.
— Господи, какой разврат! — пробормотала Элеонора Яковлевна, содрогнулась и погладила Оленьку по плечу. — До чего могут дойти эти молодые!
— Я пообещала, потому что дед сказал, что я его сведу в могилу. А Пашке я сказала, что попробую все же его уговорить. Ну вот. А дед никак не уговаривался. Я тогда Пашке записку написала, чтобы он уезжал, и под дверь сунула.
— Я знаю.
— Откуда? — поразилась Вероника и вытерла слезы. — Никого же не было в коридоре!
В коридоре не было, подумала Марина быстро. Зато на балконе оказалось полно народу.
— Я не знала, что он приедет, — объяснила Вероника, — я его просила не приезжать. А он заявил, что такой подходящий случай всем все открыть — и деду, и его… маме. Он сказал — ты потом ни за что не решишься. Давай сейчас. А я боялась очень. Я хотела, чтобы он уехал.
— Да что мы?! Разбойники с большой дороги, что ли? — вдруг пронзительно вопросила Валентина Васильна и высморкалась в носовой платок в крупную синюю клетку. — Мы что, своим детям враги, что ли? Боялась она! Подумаешь, трусиха какая! Нужен тебе мужик, так и стой на своем, никому не отдавай! А то боится она! Волков бояться, в лес не ходить!
— Все от чувств-с, — поддержал Генрих Янович. — Такое смятение ума у них делается, что себя не помнят-с.
Марина улыбнулась потихоньку.
— Вторая наша парочка, — ни с того ни с сею вступил генерал Тучков, о котором все забыли, — это Оленька и Геннадий Иванович. Прошу прощения.
Геннадий Иванович покраснел пятнами и независимо подтянул пояс штапельных брючат.
— О как! — задумчиво провозгласил Павлик. Огромной ручищей взял Веронику за штрипку джинсов, притянул к себе и поставил рядом.
Элеонора ахнула. Валентина захохотала басом.
— Па-азвольте! — очень грозно крикнул Геннадий Иванович. — Па-азвольте!
Оленька куталась в шальку, молчала, прятала глаза. Свеча горела на столе, свеча горела.
— Нет, Геннадий Иванович, — успокоительно сказал Тучков Четвертый, — я вовсе не собираюсь вас… в чем-то обвинять. Правда. Просто ваши… шатания по лесу тоже сбили меня с толку. У вас в лесу были романтические свидания?
— Мама, пойдем отсюда, — из платка сказала Оленька и проворно поднялась.
— Ольга Павловна! — умоляюще попросил Тучков и простер руку. — Сядьте. Вы… не переигрывайте, ладно? Маменька ваша давно в курсе дела, верно, Элеонора Яковлевна? Она вас и на свидания провожала, и ситуацию контролировала. Возле корта с корзиной. Верно?
— Прибежала из деревни, а ее нету, — пробормотала Элеонора, — ну, думаю, ушла! Я и давай ее искать — нету нигде! Ну с Мариночкой мы поговорили, я побежала вокруг, смотрю — идет моя красавица! Она у меня такая… слабенькая. Нервная. Ее сторожить надо. В пошлом году в чем была из дому ушла, а все потому, что любовь такая! Ну а кавалер, как водится, подонком оказался. Через три дня привел. Забирайте, говорит, ваше сокровище, видеть больше не могу. Подонок, подлец! Если б папа в силе был, мы бы ему!
— Мама! — простонала Оленька.
— А что такое? — удивилась Элеонора Яковлевна. — Подонок, и все, а ты все равно самая лучшая, самая раскрасавица! Только кушаешь плохо! Скушай белый наливчик!
— Не хочу, мама!
— А в Чуева Ольга Павловна тоже… влюбилась?
— В какого такого Чуева?
— В того, который потом утонул в пруду, — объяснил Тучков Четвертый.
— Ах! — выдохнула Оленька и повалилась на заранее присмотренное место — в обморок.
Элеонора Яковлевна подскочила и стала махать перед Оленькиным носом платочком, и хлопотать, и дуть, и хватать вялую руку.
— Оленька всего-то ему улыбнулась и заговорила. А он, подлец, потом в магазине ей грязные намеки делал! Она не в себе пришла, ласточка моя! Такая нежная!
Марина знала, что никак нельзя смеяться, но было так забавно и в то же время жалко всех участников этого водевиля, который поначалу казался драмой, что она стала усиленно тереть нос — чтобы не улыбаться.
— Спички ваши я нашел, — поделился Федор Федорович с Геннадием Ивановичем. — Я все думал, зачем вам спички. А потом вспомнил, что наша Оленька вечно свечки возле себя зажигает, чтобы нечистую силу отгонять. И я сразу понял, что вы ей помогаете отгонять. Даже в лесу.
Геннадий Иванович промолчал.
Юля вынула из зубов зубочистку и аккуратно положила в директорскую пепельницу.
— Пока что-то нет никаких убийц, — резюмировала она, — а нам хорошо бы поспеть на процедуры.
— У вас они после обеда, — парировал коварный Тучков. — Впрочем, вы правы. Переходим к основному блюду.
Он посмотрел в окно и прищурился на солнце. От глаз разошлись морщины, и почему-то в первый раз он стал похож на генерала.
— Лошадь Вадима понесла, потому что в нее выстрелили из арбалета. Игрушечного, конечно. Геннадий Иванович и Оленька предавались романтической страсти и к делу отношения не имеют, хотя Зоя, которая водит лошадей, их запомнила. Я с самого начала подозревал… того человека, но когда нашел это, — и он вытянул из заднего кармана длинный железный прут, — сомнений у меня не осталось. Знаете, что это такое? Вязальная спица. Вяжет в нашей компании только один человек. Вадим говорил, что узнал ее и она все теперь расскажет его жене. То есть что он здесь с Галей, а не на юге с приятелями. Истории про Архангельскую область очень хороши, но у женщины, прожившей всю жизнь в деревне, не может быть маникюра. Ну, Ирина Михайловна? Вы кто? Теща? Сестра? Подруга?
Воцарилось молчание, как пишут в романах.
Марина замерла. Все замерли.
Бабуся Логвинова поправляла платок. Плат, говорила она.
— Да, — в полной тишине сказал Тучков Четвертый, — сейчас не надо про батюшку Ферапонта и деревню Мокша. Все равно вы наврали относительно того, сколько там Логвиновых. В первый раз было тринадцать, потом стало шестнадцать. И со звонком вы ошиблись. Никто не стал бы звонить вам из Мокши. Из деревни в Архангельской области нельзя позвонить в деревню на Волге, так уж наша страна устроена. Телеграмма — еще туда-сюда, а звонить — это слишком по-московски. И автобус в райцентр вам не нужен, если вы собираетесь в Архангельск! Вам все равно пришлось бы ехать питерским или московским поездом, а они останавливаются здесь, а не в райцентре. Что у вас там? Машина на стоянке?
Вероника отлепилась от своего Павлика и вытаращила глаза. Павлик опять произнес с чрезвычайно умным видом:
— О как!
Сережа кивнул Юле. Они слушали очень внимательно. Даже Оленька вылезла из своего платка.
— И на плац, откуда уходят лошади, вы пришли, чтобы удостовериться, что Вадим все-таки поехал. И девочку Зою угостили конфетой «Коркунов» — элитный шоколад, шесть штук за семьдесят рублей в супермаркете «Седьмой континент». Бабка из Мокши дала бы ириску, Ирина Михайловна. Потом вы пробежали лесом, вспугнули Геннадия Ивановича с Оленькой, наткнулись на его коробок, очень приметный, и подложили его в кусты — там, где поджидали, когда пройдут лошади. Просто так, на всякий случай. Вы были уверены, что никто ничего не заподозрит. И не заподозрил бы, если бы не Марина, у которой… нюх. И еще она не верит, что лошадь может просто так убить человека. Только человек так может убить другого человека.
