Норма Бейшир - Время легенд
Ступив под струи душа, он немедленно почувствовал прилив сил. Или его подбодрила прошедшая ночь, страсть, бросившая их в объятия друг друга? Джейм сказала, что любит его. Николасу хотелось верить ей. Сам он не сомневался в своей любви к Джейм. Он был готов жениться на ней сейчас же, в эту минуту — только бы она согласилась. Ведь даже признавшись в любви, она сказала, что не может ничего обещать. Зачем, ну зачем все нужно усложнять? Николас не знал ответа, знал лишь, что вовек не сможет заставить себя расстаться с Джейм.
Она вошла в его кровь и плоть.
— Давай поженимся, — предложил Николас.
— Давай не будем торопить события, — твердым тоном отозвалась Джейм, натягивая башмаки.
Николас надел рубашку.
— Все еще не хочешь терять независимость? — сказал он нарочито беззаботным голосом, застегивая рукава.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу строить сейчас планы на будущее, — заметила Джейм, отбрасывая с плеч свои длинные волосы.
— До тех пор, пока не найдешь отца, — заключил Николас, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучала горечь.
Джейм кивнула, избегая встречаться с ним глазами.
— А если ты ошибаешься? — спросил Николас, поворачиваясь к ней. — Что, если он все же виноват в чем-то, даже если не предатель? Не придется ли тебе потом кусать локти?
— Нет, не придется, — уверенно возразила Джейм. — Иначе я всю жизнь буду мучиться сомнениями, которые в конце концов сведут меня с ума. Что бы я ни узнала о нем — хорошее или плохое, — я как-нибудь переживу.
— Ты уверена в этом?
— У меня есть шанс, и я его не упущу.
Николас долго смотрел на Джейм изучающим взглядом, понимая, что ему никогда не удастся отговорить ее. Она никогда не оставит своих попыток отыскать правду. И если он хочет, чтобы у них с Джейм было хоть какое-нибудь будущее, он должен смириться, и не просто смириться, а всеми силами помогать ей в поисках.
В противном случае им не поладить.
Девятого января тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в греческом городе Глифада террористы взорвали бар, облюбованный американскими солдатами. Узнав об этом из парижских газет, Джейм задумалась, правду ли ей сказал Жюльен Арман. Неужели ее отец действительно занимался антитеррористической деятельностью?
И если так, не мог ли он сейчас находиться в Греции?
Вашингтон, округ Колумбия
— Она выписалась из больницы? — спросил Гарри Уорнер.
— Выписалась и вернулась в Париж, — донесся из трубки ответ. — Она переехала к Кенделлу.
— Это интересно, — задумчиво произнес Уорнер. — Кенделл только что уволился из посольства.
— Умудрившись перед тем породить целую лавину вопросов.
— Тут мы дали промашку, — напряженным тоном отозвался Уорнер. — Как дела у Форрестера?
— Форрестер остался недоволен… Во время последней встречи он сказал, что собирается в длительный отпуск.
— У него не появилось желания встретиться с дочерью Лайнда?
— Если и появилось, он никак его не выразил.
— Хорошо. Держите меня в курсе.
— Ладно. Ты победила.
Джейм подняла голову и посмотрела на Николаев, который входил в спальню.
— Замечательно. И кого же я победила?
— Я решил, что, если врага нельзя сломить, нужно сделать его своим другом.
Джейм улыбнулась.
— О чем ты?
— О том, — устало заговорил он, — что я не в силах перебороть твою решимость рисковать собственной жизнью, лишь бы найти отца.
— Я рада, что ты наконец это осознал, — ответила Джейм, откладывая расческу.
— Позволь мне закончить, — сказал Николас, развязывая галстук и поворачиваясь, чтобы еще раз на нее посмотреть. — Мы сделаем все возможное, чтобы отыскать его.
— Мы? — Джейм бросила на Николаев вопросительный взгляд.
— Ты ведешь опасную игру, Джейм, — продолжал он. — Я не позволю тебе играть в одиночку, если могу помочь.
Джейм заставила себя улыбнуться.
— Ты и до сих пор помогал мне.
Николас вздохнул.
— Отныне я не намерен бороться с неизбежным. — Николас облокотился о стол, скрестив руки на груди. — Я люблю тебя. Если это способно тебя удовлетворить, заставить забыть о прошлом и подумать о будущем — нашем будущем, — то я готов разделить с тобой риск.
Джейм поднялась на ноги, улыбаясь.
— А ведь ты, пожалуй, и вправду стоишь того времени, что я на тебя потратила, — сказала она, протягивая ему руки. — Думаю, сейчас самый удобный момент показать, как я тебе благодарна…
Когда на следующее утро Джейм проснулась, Николае уже ушел. На зеркале в ванной была приклеена записка:
«Решил проверить несколько предположений. Если задержусь, позвоню. Люблю тебя. Николас».
Джейм улыбнулась. Николас сдержал обещание, данное накануне. Сколько людей за двадцать девять лет ее жизни давали обещания лишь для того, чтобы в итоге предать ее! «Наконец-то я не одинока», — подумала Джейм.
Ее мысли были прерваны звонком в дверь. Она бросила взгляд на часы, стоящие на тумбочке у кровати.
Пятнадцать минут одиннадцатого. Должно быть, пришел посыльный, который дважды в неделю приносил вещи из химчистки. Джейм накинула халат и пошла впустить посыльного в квартиру.
— Сегодня вы раньше обычного, — заговорила она, распахнув дверь. — Вы… вы не из химчистки!
Человек, стоявший на пороге, ничуть не напоминал мальчика на побегушках. Это был высокий, хорошо одетый мужчина с суровым морщинистым лицом и редеющими пепельными волосами. На вид ему было далеко за шестьдесят. Что-то в его облике показалось Джейм смутно знакомым, но она была уверена, что до сих пор не встречала этого человека.
— Вы действительно похожи на него, — сообщил гость. — Теперь я не сомневаюсь в том, кто вы.
— О чем вы говорите? — спросила Джейм. Она еще не совсем проснулась и была несколько смущена. — Мы знакомы?
— Немного, — ответил мужчина, устало улыбаясь. — Я Форрестер. Джек Форрестер.
Глава 25
— Ваш отец как нельзя лучше соответствовал тому образу жизни, который мы вели. В душе он был настоящим искателем приключений, — вспоминал Форрестер. — Во времена УСС мы сотрудничали с французским Сопротивлением, и для вашего отца не было невыполнимых задач.
Однажды он умудрился наладить радиосвязь с нашими людьми в Англии прямо под носом у гестаповцев. Он сидел с аппаратурой в огромной бочке, а я правил повозкой, колеся по улицам Гавра. В другой раз он надел мундир немецкого генерала и проник в парижскую штаб-квартиру гестапо. — Форрестер помолчал и добавил:
— После войны все пошло по-другому. Он тосковал по былой жизни, полной опасностей и риска, которые нужно было преодолевать собственными силами.
