Дженнифер Хеймор - Греховный намек
– Доктор сегодня уже был, и он разрешил мне ходить и ездить верхом, – ответил он, глядя прямо перед собой.
Она нежно сжала его руку.
– Мне очень жаль, Гарет.
– Знаю, Софи.
Они молча поднялись на небольшой холм, с которого были видны пасущиеся овцы.
«Что теперь?» – хотелось ей спросить. Но она не спросила – струсила. Впрочем, и так было ясно: случилось неизбежное. Мечта сделать обоих счастливыми осталась всего лишь мечтой.
– Я собираюсь в погоню за Фиском, – сообщил Гарет. – Я хочу спасти Ребекку.
Тетя Бертрис сказала бы, что уже слишком поздно, но Софи мысленно согласилась с Гаретом.
– Я тоже этого хочу, – пробормотала она.
– А когда я убью Фиска… – Он умолк и сделал глубокий вдох.
– Тебе ни к чему убивать Фиска. Достаточно и того, что Ребекка будет в безопасности, – поспешно проговорила Софи.
Он устремил на нее пристальный взгляд и отчетливо сказал:
– Я убью его.
Софи со вздохом кивнула:
– Что ж, твое дело…
– Я сделал глупость, вернувшись домой, – продолжал Гарет. – Мне не следовало…
– Нет-нет, – перебила Софи. – Поверь, я каждый день благодарю Бога за твое возвращение.
Он искоса взглянул на нее и покачал головой.
– Я принес вам только мучения и боль. И страдания. Из-за меня репутация сестры погублена, а тебя… тебя едва не убили.
– В этом нет твоей вины.
Гарет нахмурился и проворчал:
– Ох, Софи, ты никогда никого не винишь. Но я-то знаю, из-за чего все это случилось.
– А как же Миранда? – спросила она, почувствовав боль в груди.
Гарет споткнулся.
– При чем тут Миранда?
– Ты сделал ее счастливой. Она всегда считала, что ее отец погиб, но ты вернулся, и она любит тебя всем сердцем.
Он опустил глаза, и Софи вдруг поняла, что в его руке зажат миниатюрный портрет дочери. Он провел по нему пальцем и проговорил:
– Я буду скучать по ней.
Софи судорожно сглотнула.
– Ты ведь вернешься домой вместе с Бекки, правда?
Он отрицательно покачал головой и сунул портрет в карман.
– Я привезу Ребекку домой, улажу все судебные вопросы, касающиеся нашего брака, но не останусь в Англии. Ведь ты сделала свой выбор…
Наступил момент, которого Софи уже давно боялась. Но что же сказать? Сказать, что она выбрала Тристана? Или солгать?
Нервно облизнув губы, Софи проговорила:
– Помнишь тот день, когда мы с Мирандой сидели в гостиной и ты сказал, что скучаешь по Бельгии и по свободной жизни?
– Да, помню. – Гарет насторожился.
– Так вот именно такой я чувствую себя рядом с Тристаном. Чувствую себя свободной.
Гарет молчал, и Софи, тяжко вздохнув, продолжала:
– Да, я сделала свой выбор, и я… – Боль в груди стала почти невыносимой, но Софи все же сказала: – И хочу быть с Тристаном.
– Я не стану мешать, – ответил Гарет.
По щекам Софи заструились слезы.
– Я все еще люблю тебя, – прошептала она.
– Знаю, что любишь. Но любишь не так, как Тристана.
По ее лицу по-прежнему катились соленые капли. Всхлипнув, она проговорила:
– Я не хочу, чтобы ты покидал нас.
– Так нужно, Софи.
– Но мы… я… Ты мне нужен, Гарет.
Гарет остановился и, взяв ее за плечи, посмотрел ей в лицо. Утирая пальцем слезы с ее щек, он проговорил:
– Нет, Софи, не нужен. Ты доказала это, когда меня не было. И доказала снова, когда я находился под действием опиума.
– Но М-миранда… Она нуждается в тебе. – Софи всхлипывала и шмыгала носом.
– Я никогда не оставлю свою дочь. Буду навещать ее, писать ей, проводить с ней время, смотреть, как она растет. И мысленно всегда я буду с ней рядом, понимаешь? Но сначала я должен поймать Фиска, привезти домой Ребекку и восстановить контроль над своим состоянием. Я не стану оспаривать апелляцию Тристана и поддержу его требование расторгнуть наш брак. А потом… потом я вернусь на континент. Там у меня остались незавершенные дела.
«Жоэль Мартен!..» – промелькнуло у Софи. Сердце ее болезненно сжалось, и она снова всхлипнула.
И тут Гарет, уронив трость, взял ее лицо в ладони и проговорил:
– Я отпускаю тебя, Софи, а ты должна отпустить меня.
– Но я… я не могу.
– Можешь. Знаешь, что можешь. Ты самая сильная женщина из всех, которых я знаю. – Его губы, теплые и мягкие, прижались к ее лбу. – Софи, я понял в этой жизни лишь одно: нельзя иметь сразу все.
– Но я не хочу всего. Только Тристана… и тебя. И всю мою семью.
– Это слишком много.
Морщась от боли в груди, она обняла его и уткнулась лицом ему в грудь. Грусть терзала ее, острым кинжалом кромсала сердце, и боль становилась почти невыносимой – как в тот момент, когда сэр Томас сказал, что Гарет пропал.
– Я люблю тебя, – всхлипывала она, – люблю…
Гарет гладил ее по волосам, стараясь успокоить, но она продолжала плакать, орошая слезами его рубашку. Он утешал ее, хотя именно она ранила его, именно она предала его.
– Послушай меня, Софи, послушай. – Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. – Поверь, Софи, если уж приходится отдать тебя другому мужчине, то я рад, что именно Тристану. Он благородный человек. Верный. И он любит тебя, так что с ним ты будешь в безопасности.
Не в силах остановить потоки слез, Софи то и дело всхлипывала, а Гарет пытался ее утешить.
Они долго стояли на обочине дороги, и только колокольчики были свидетелями их мучительного прощания.
Когда же всхлипывания Софи сменились икотой, Гарет чуть отстранился и проговорил:
– Сегодня я уезжаю. Уверен, что они уже поженились, но я смогу поймать их, прежде чем он наградит ее ребенком.
Софи закрыла глаза и тяжело вздохнула. Она вспомнила обнаженную Бекки, поднимавшуюся с постели, которую делила с Фиском. Оставалось только надеяться, что Бекки пока еще не забеременела.
– А как твоя нога? – прошептала она.
– С ней все в порядке. Я переносил и более тяжелые ранения.
Гарет вынул из кармана платок и стал утирать ее слезы.
– Тристан отвезет тебя домой. А Колтон-Хаус – всего в дне езды отсюда.
– Но ведь дети в Лондоне…
– Да, верно. В таком случае… поезжай в Лондон.
– А когда мы получим весточку от тебя?
– Буду писать, когда смогу.
Она снова прильнула к нему.
– Обещаешь? Гарет, обещай, что станешь сообщать о том, где ты и что с тобой. Я не смогу спокойно жить, не зная, что ты жив и здоров.