Лидия Ульянова - Убийство девушку не красит
Сергей внезапно ощутил, что происходящее очень нравится ему. Увлекает и затягивает. В глубине души зарождался драгоценный азарт, сродни тому, который просыпался в нем всякий раз, когда он решался на какие-то важные, глобальные дела. Вроде косметического салона для мужчин. Были азарт и уверенность, что дело непременно выгорит на все сто, абсолютно твердая уверенность, не перебиваемая никакими, казалось бы, самыми вескими доводами против.
Вот и сейчас ему страшно захотелось отставить на время прежнюю жизнь, взять себе чужую, новую, другой паспорт и шагнуть к едрене матери, неведомо куда. Знал, чувствовал, что на все сто выгорит, по-другому быть не может. Хотел этого. Рассмеялся громко, не сдерживая себя, глядя в лицо поверенного в непонятных вопросах Тимухина, и весело бесшабашно спросил, тряхнув головой:
– Когда?
– Ну, когда… – затрубил Тимухин, – понадобится некоторое время на подготовку. Вам и мне. Но я долго не задержу, надеюсь. В месяц управимся?…
– Я – да.
– И я уложусь. Вас устроит фамилия на мой вкус или будут пожелания?
– Если только это будет не Бен Ладен.
Сергей чувствовал, что его «понесло», хотелось шутить и куролесить.
– Обещаю нечто среднее между Борисом Березовским и Васей Пупкиным, – поддержал шутку Чеширский Кот.
21
Сергей Кириллович с головой нырнул в авантюру, предложенную непонятным поверенным. Сам не ожидал, что его, реального до тошноты человека, может так увлечь игра в шпионов. Каждый день открывал для себя новые заманчивые стороны игры, радостно, в предвкушении грядущих событий встречал грядущий день. Он был беспечен и игрив, сверкал глазами и подмигивал, ежеминутно шутил с больными и коллегами, и окружающие промеж собой дружно решили, что у доктора Потоцкого случилась наконец-то настоящая любовь. Истерично ревновала Лора, играя мимикой на обновленном лице, но ему было совершенно не до Лоры с ее фанабериями. Даже бросать ее не хотелось, портить себе редкое отличное настроение.
Многозначительно и вопрошающе улыбалась мать. С мамой было тяжелее всех. Говорить ей о своей радости было опасно, а не говорить безумно трудно. Сергей понимал, что сознательно обделяет ее на чувства, на бурю эмоций, но молчал. Оправдывался перед собой тем, что именно мать тогда, давно, поспособствовала его многолетней безотцовщине. Она взяла на себя решение, а теперь это делает он сам. Решения могут нравиться или не нравиться, быть оптимальными или не очень. Но они приняты, и все тут… Но на всякий случай, опасаясь сам себя, старался меньше встречаться с Ольгой Петровной.
Для всех Сергей Кириллович придумал историю, что некая немецкая клиника приглашает его к себе для обмена опытом. Даже заручился при помощи Чеширского Кота присланным электронной почтой приглашением.
Как бывает в подобных случаях, коллектив роптал: многим хотелось обмениваться опытом в Германии, да еще целых три недели – больше Сергей позволить себе не мог. Кумушки шептались по углам: ну что Потоцкий, и так царь и бог, надо интенсивнее выдвигать молодых, их посылать на учебу…
Сергей Кириллович недовольства пресек на корню, решительно заявив, что в этот раз едет он, и только он. А так как учиться в малоизвестной клинике было ему и правда нечему, то коллектив единодушно пришел к выводу, что именно в немецком городишке ждет Кирилла Сергеевича та самая новая любовь. Кто-то даже пустил слух о том, что работает она в российском представительстве. Сергей утку не опровергал и не поддерживал, чем только больше укрепил уверенность коллег.
Кстати, приглашением решался вопрос и с излишне навязчивой Лорой. Ей было популярно объяснено, что работа не отдых, и тащить с собой туда любовницу нет никакого резона…
Когда в начале февраля стояли особенно трескучие морозы и метели бушевали почти каждый день, занося город девственными, свежими сугробами, Сергей получил от Тимухина долгожданные документы и билеты на самолет. Мчась домой вне себя от радости, распевая во весь голос и неприлично лихача, Сергей зачем-то заехал в «SuperVision», где быстро и профессионально подобрали для него цветные линзы. Зачем он их купил, и сам не мог объяснить и сказал себе громко, стоя в пробке перед мигающим светофором:
– Совсем ты сдурел, Джеймс Бонд хренов!
Но теперь Сергей носил несерьезное имя Михаил Кузьмич Поярков, а человеку с таким именем позволительны были разнос и увлекаемость.
Утром в день отлета он чисто выбрился, без сожаления расставшись с привычными холеными усами, вставил в глаза линзы темно-коричневой окраски, пристально оглядел себя в зеркале, подмигнул и остался доволен собой. Линзы создавали непривычное глазу ощущение, чувство инородности. Он поморгал, устанавливая веками линзы на место, и произнес одобрительно:
– Хм, Джеймс Бонд хренов.
По дороге в аэропорт и в аэропорту Сергей ужасно нервничал. Все же не агент 007. Виданое ли дело, путешествовать по свету с липовыми документами!
Чтобы не выдать себя волнением, прибег к опыту китайцев, перебирая в голове цифровые комбинации. Но гражданин Поярков, летящий частным образом в ЮАР через Германию, никого из представителей власти не заинтересовал. Летит себе человек и летит. И знакомых, к счастью, не встретил никого. Но выброс адреналина был мощный, успокоился Сергей только после взлета, когда сидел с мокрой от перенапряжения спиной в кресле «боинга». От пережитого волнения никак не мог заснуть. Тщетно пытался читать. Забылся непрочным, тревожным сном он, только когда летел уже над Черным континентом.
22
Спал недолго, беспокойно. Проснулся и снова начал волноваться. Впереди ждала встреча с человеком, всю сознательную жизнь бывшим для Сергея сродни этому самому непознанному Черному континенту. Борясь со взбунтовавшимися нервами, даже наглотался «Персена», чего не делал никогда и ни под каким предлогом. Над другими смеялся за неумение владеть собой, а тут взял и наелся успокоительного. Но ведь он теперь не Сергей Потоцкий, а Миша Поярков, и ему многое позволено.
Сквозь редкие пушистые облака – как обрывки ваты – показалась земля в обрамлении изумрудно-синей глади океана. Самолет плавно снижался, держа курс на аэропорт Кейптауна. Обширные островки темной густой зелени на фоне светлой песочной равнины сменились панорамой стремительно приближающегося города. Гигантского, утопающего в листве и траве мегаполиса, растянувшегося на многие километры, в центре которого упрямо торчала гора с будто аккуратно срезанной ножом верхушкой.
Шасси коснулось земли, и дальше все завертелось, как в ускоренном дореволюционном кино. Вставали, шевелились люди, собирали вещи, двигались на выход… Сергей выполнял все действия, как заведенный, полностью занятый охватившим его предвкушением. Все, кроме главного, было ему безразлично, неинтересно и суетно.
