Людмила Сурская - Где Спряталась Ложь?
— А что я делаю? — его брови артистично изобразили удивление.
Пакет мотнулся в её руке туда-сюда.
— Не прикидывайся, а Данька?
— Он взрослый мужик.
— Ни за что.
— Тогда я сделаю так, что он ни о чём не догадается.
— Как?
— Поремонтирую ему компьютер и он сам оставит меня ночевать. Устроюсь в большой комнате на кресле или лучше в твоём кабинете. Главное войти в доверие, а потом уж под любым надуманным предлогом я останусь.
— Но, чтоб подвергнуться ремонту, технике надо сначала сломаться.
— Сломаем. Проблему мне тоже нашла. Сейчас дочищу и посмотрю, что там можно намудрить. Скорее всего, над виндовсом покуражусь.
— Тебе лишь бы мудрить, а если он нас поймает?
— Ну с чего такой печали случиться, он что приходит к тебе ночью в спальню?
— Да вроде нет.
— Вот и не гони коней. Случиться будем по ходу выкручиваться. И хватит в конце то концов об этом. Ты давно взрослая девочка и имеешь право на свою личную жизнь. И так полжизни в него вколотила. Принеси, подай, отряхни, подними. Домусолишься с ним, ещё и девку приведёт, на твою шею посадит. Вдвоём оседлают, свесив ножки, поплёвывать с твоих плеч будут.
— Делай, как знаешь, только страшилками меня не дави. Кстати, выкручиваться будешь сам.
— Это другой разговор.
Никита не только после чистки картошки до прихода Даньки успел испортить компьютер, но и съездить в гастроном за продуктами. Так что когда он вернулся Данька с нетерпением, ждал его у двери.
— Где тебя носит у меня проблемы, идём скорее. — Съедаемый нетерпением перехватил он его.
Но Никита был невозмутим. Подумав и потянув время, он объявил:
— Не скачи, дай с пакетами разберусь.
«О, придумал!» — именно это было написано на его лице.
— Кинь, мамуля сама осилит, — ухватил он его за локоть.
Но Никита, отцепив пальцы, не спешил бежать.
— Так без напора, иди вперёд я догоню.
Кушнир, занеся пакеты в кухню, и переглянувшись с тут же отвернувшейся поскорее от «греха подальше» Леной, пообещал заняться им беспременно, но только после ужина. Данька повозмущался, но настаивать не посмел. С Никитой упорством стену не пробьёшь. Если уж он сказал со своего не сдвинет.
— Ты чего не на работе, в охранника переквалифицировался? — поддел он его в отмеску.
Никите, чтоб отговориться долго времени не понадобилось. Подняв одну бровь он заявил:
— Выходной. Ешь не болтай.
Данька сбавил обороты и даже подмазал.
— Мать классно выглядит. Твоя работа, сама бы она ни за что не решилась так круто имидж поменять?!
— Производственная необходимость, — посмотрев на залившуюся краской Лену, отшутился Кушнир. — Тебе не нравится или против?
— Да что ты! Потрясающе! Ей больше 30 не дашь!
Тут уж Лена не выдержала:
— Вот только не надо ля-ля. Оставьте моё возрастное прошлое в покое. Я как раз считаю, что лучшее время для женщины наступает после того, как выросли дети, и она обрела вновь свободу. Она никому ничем не обязана и может вновь, располагая всем своим временем заниматься только собой. Что так недоверчиво смотришь? — повернулась она к сыну.
— Неужели ж, мамуля, тебе не жалко, что сгинула в никуда молодость?
Лена запыхтела точно паровоз. Ох, разговорился. Сейчас она ему расскажет.
— Жалко ли мне, что ушла молодость? Да ни чуть. Совсем нет. Если хочешь, любимый сынуля знать, я наслаждаюсь своим возрастом!
Данька не замечая её пыла упорно гнал своё понимание вопроса:
— Это ты мать чересчур хватила. Какая жизнь после 30. Старость. А бабы вообще клушами становятся. Плита, стирка, дом.
Не завестись просто не возможно, может кто-то и устоял бы, она нет. Сейчас она ему расскажет… Ещё полуоборота и Данька услышал:
— Вот если б обязанности с вами такими раскрепощёнными разделить, то и время на другое было бы навалом. Это раз. И насчёт второго ты ошибаешься. Я считаю, что лучшее время в жизни наступает как раз после 30, а до этого человек учится только жизни и нащупывает пути к ней. Вот спроси Никиту, он чувствует себя старым и отжившим?
Но не поверил и не просто не поверил, а бросил ей в лицо:
— Ха, Никита?! Никита перец! Ты по себе скажи. Разве ты не старуха и тебе сейчас лучше чем скажем в 20 или 25?
Кушнир, заметив неприкрытую досаду Лены, рассмеялся, легонько шлёпнув его по загривку.
— Котлета с палочкой, допивай сок и пошли ковыряться в твоём больном месте.
— Вот всегда так, лишь бы рот заткнуть, а разве я не прав. Какая там жизнь после тридцати…
— Об этом ты нам расскажешь через десять лет, и мы с матерью тебя послушаем. Поднимайся, не забудь сказать спасибо и топай.
Они ушли. Прошла досада от разговора, а Лена смотрела и смотрела в проём двери. Долгову дела не было до сына. Деньги дал и на долге завязал. А Никита постоянно возится с пареньком. Неплохой мальчишка, только как бы умудриться и завязать ему на языке бантик. Лена, с трудом справляясь с досадой после болтовни любимого отпрыска, счистила остатки пищи с тарелок в мусорное ведро. Ещё раз подумала, что хорошо бы накопить на свой дом с пёсиком, тогда не пришлось бы выбрасывать продукты. В голову лезла всякая дребедень, намыленная тарелка чуть не выскользнула из рук. С появлением Никиты вся её сонная и вяло текущая жизнь, круто изменилась. Может не стоит ей так-то уж паниковать, а принимать всё как есть и пользоваться? Впервые пожалела вот прямо сейчас, после слов Даньки об ушедшей безвозвратно молодости, а ведь раньше в голову такое не могло прийти. Расправившись с посудой и с кухней, заглянула на восторженные вопли мужиков в комнату Даньки. «Одному 20 второму 33, а у компьютера разницы никакой». Отправилась в кабинет работать. Но перекладывая листы в красной папке, она почему-то думала совершено о другом. Делая первые шаги в непривычном ей деле написания книг, и так резко меняя профессию, она тешила себя надеждой, что когда-нибудь она напишет непременно что-то стоящее. Понятно, что второго Толстого уже не будет никогда, но изменяющемуся времени это и не надо. Только хорошая книжница из неё всё же может получиться. Она как — то не очень давно читала, разгромную статью одного критика, который с яростью рассказывал читателям о том, что нынешние писатели не творят эпохальных, общественно значимых произведений, а благополучно и ускоренными темпами строчат модные любовные романы и детективы. А с чего им взяться — то: значимым и эпохальным при наличии такой никчёмной жизни. Возможно, это сама жизнь, приобретя иммунитет, защищается именно лёгкостью от того дерьма в которое мы её ввалили. Согласна в одном: «после некоторых писателей мало принять ванну, надо пройти дезинфекцию души». Хотя, что ей переживать по поводу писателей, когда она себя считает всего лишь сочинителем.
