Пол Мейерсберг - Роковой мужчина
– Я мало знаю о прошлом Урсулы. Она не рассказывает.
– Пусть она уходит, – твердо сказал Пол.
– Почему? Ты сам хочешь ее? – не знаю, зачем я это сказал.
– Она очень привлекательная, этакая сексуальная роковая женщина.
Я подумал, не стоит ли рассказать Полу о «Гале». Я не знал, говорил ли ему что-нибудь Джо Рэнсом, и в конце концов решил промолчать. Это бы ни насколько не приблизило нас к решению.
– Я должен признаться кое в чем, – сказал Пол после пары «мартини».
– Что? Ты что-то знаешь о ней? – Нет, только не новое откровение! Или она спала с ним?
– Не о ней. На днях я ехал по Первому Шоссе и увидел твою машину на стоянке около «Дона Бичкомбера».
– Это ты звонил по телефону?
– Да.
– Ну, ты мерзавец, – сказал я со злостью.
– Я знаю. Но я не мог противиться искушению.
– В будущем прибереги такие штучки для своих сочинений, – мне пришлось улыбнуться.
– Извини. Не стоит так обращаться со своим агентом, верно?
– В данный момент я не настроен шутить.
– Я попытался быть твоим агентом в области чувств и дал тебе совет. Но он не очень тебе помог, правда?
– Я просто хотел знать, что ты думаешь. И узнал.
В каком-то смысле я был благодарен Полу за его глупый розыгрыш. Это напомнило мне, что не надо быть таким нервным. Покидая бар, я чувствовал облегчение.
Я купил Урсуле букет цветов и отвез их домой. Не знаю, что я хотел этим сказать. Это был странный поступок. Раньше я никогда ничего ей не дарил. Ни сентиментальных шоколадок, ни книг. Я не осмеливался проверять ее вкусы. Разумеется, никакой одежды. И, конечно, никаких духов.
Я обнаружил ее в ванной, прихорашивающейся перед зеркалом.
– Пошли пообедаем, – сказала Урсула. – Я хочу куда-нибудь выбраться.
Она тоже находилась в хорошем настроении, и это было приятно. Улыбаясь, она повернулась ко мне, и я чуть не упал.
Я увидел мертвенно-бледный синяк от моей пощечины, который окончательно исчез две недели назад. Урсула снова нарисовала его на лице.
– Зачем ты это сделала? – Я стоял рядом с ней, держа букет цветов. Что она хочет сказать? Что не забыла, как презирает меня?
– Это для меня? – спросила она и забрала цветы из моей руки, понюхав их. – Орхидеи? Очень кстати.
– Лилии, – поправил я. Я сделал глупость, выбрав их. Они напомнили ей о номере в мотеле и о Ларри Кэмпбелле.
– Спасибо. – Она поднялась на ноги и поцеловала меня. – Как мило, что ты сделал мне подарок. У меня для тебя тоже есть кое-что.
Она взяла меня за руку и отвела к кровати. На простыне лежала перевязанная коробка.
– Надеюсь, тебе понравится. – Она сладко улыбнулась. Я снова взглянул на синяк, нарисованный на ее лице, и взял коробку, не имея понятия, что может оказаться внутри. Упаковка весила пару фунтов. Сорвав обертку, я увидел квадратную коробку размером примерно в восемнадцать дюймов. Я открыл ее едва ли не со страхом.
Внутри был блестящий темно-синий мотоциклетный шлем.
– Надень его. Надеюсь, он нужного размера. Я обмерила твою голову, пока ты спал.
Я разорвал и отбросил полиэтиленовую пленку, облекавшую шлем. Урсула подтащила меня к зеркалу и одела шлем мне на голову. От неожиданности я потерял дар речи.
– Он тебе прекрасно подходит. – Урсула была права. Я натянул шлем на череп, она закрепила ремни под подбородком.
– Спасибо, – сказал я. Безумие продолжалось.
Она опустила забрало из темного стекла, и я поглядел на себя в зеркало. Астронавт без скафандра. Я почувствовал приступ клаустрофобии.
– Теперь мы можем кататься без опаски, – сказала Урсула. Ее голос глухо прозвучал внутри шлема.
Урсула настаивала, чтобы мы поехали обедать на мотоцикле. Она заказала столик в «Касабланке», мексиканском ресторане на бульваре Линкольна. Я чувствовал себя идиотом, вручая гардеробщице свой шлем. Урсула заказала слишком много еды. У меня не было аппетита.
За обедом Урсула открыла сумку и достала не запечатанный конверт. Он был надписан так: «Всем, кого это может касаться». Я вытянул из конверта листок бумаги со словами:
«Мы видели вас. Мы знаем, что вы сделали. Мы еще напомним о себе».
Я был встревожен.
– Когда ты это получила? – услышал я свой голос.
– Вчера.
– Вчера? Почему же не сказала мне раньше?
Я внимательно осмотрел записку. Она была напечатана на простой бумаге. Ничего особенного в ней не было. Все мои страхи снова вернулись ко мне. Кто-то видел нас в мотеле. В «Касабланке» было душно и многолюдно. Но я дрожал. Ветерок из кондиционеров холодил мой вспотевший лоб.
– Зачем ты хранишь это письмо? Ты же получила его вчера.
– Ну, может, позавчера, – сказала Урсула, как будто не могла точно вспомнить.
Я ударил кулаком по столу, так что подпрыгнули тарелки. Но Урсула даже не вздрогнула.
– Не могу вспомнить, – повторила она.
Я оглядел серебристо-черный интерьер ресторана, украшенный кадрами из фильмов Богарта. Здесь было прохладно, – видимо с расчетом на то, чтобы легче справляться с перченой пищей. Окружающие, удивленные ударом кулака по столу, глядели на нас. Во мне бушевала ярость. Я схватил Урсулу за запястье, вывернул ей руку.
– Не можешь вспомнить?! Откуда ты вообще узнала, что письмо послано тебе?! Оно могло быть послано мне! – Ее безумие заразило меня. Что значат эти слова – «всем, кого это может касаться»? – Смой это дерьмо со своего лица!
Схватив ее за руку, я с силой провел ладонью по ее лицу, поверх нарисованного синяка. Наверное, я орал на Урсулу, потому что к нашему столику подошел метрдотель. Мне хотелось ударить и его.
– Ребята, если вы хотите подраться, – сказал Мануэль, – а похоже, так оно и есть, – он показал на синяк на лице Урсулы, – то, ради Бога, не здесь, por favor.
– Мы уходим, – ответил я.
– За все плачу я, – заявила Урсула.
– Пожалуйста, только не устраивайте здесь драки.
– Все в порядке, – сказала Урсула, открывая сумку. – Я успокою его.
Правой рукой она вытащила маникюрные ножницы и начала втыкать кончики лезвий между раздвинутыми пальцами левой руки.
– Любит, – укол. – Не любит, – укол. – Любит, – укол. – Ножницы срезали кожу на ее безымянном пальце ниже среднего сустава.
– Урсула! – Я не хотел, чтобы она мучила себя.
– Не любит.
Я вырвал ножницы из ее руки, и она шлепнула меня по ладони. Официант принес счет. Кровь из ее пальцев капала на пятидесятидолларовую бумажку. Когда мы выходили, я взял у гардеробщицы шлем и дал ей доллар. Она напоминала мне гардеробщицу из «Каса-Веги». Надо кончать с мексиканскими ресторанами. А с Урсулой?
Я не хотел садиться на мотоцикл и был готов сказать «нет». Тогда Урсула обняла меня и прижалась лицом к моей шее.
