Инна Бачинская - Лев с ножом в сердце
— Код сейфа? — нетерпеливо повторяет Павел.
— Да, сейчас… Кирилл говорил, что никогда не мог запомнить чисел… — произносит она, запнувшись. Имя вспыхивает и тает, за ним уже нет человека… — Сейчас… пять-четыре-пять-четыре-пять-пять. Сейф за картиной.
Павел обходит лежащего на полу Кирилла, достает из кармана носовой платок, обматывает им руку и осторожно сдвигает картину. Он удивительно спокоен. Иллария напряженно следит за его движениями. «Скорей бы убраться отсюда, — думает тоскливо. — Скорей бы!»
Код не понадобился — сейф открыт. В верхнем отделении лежит конверт и миниатюрная цифровая фотокамера. Иллария стаскивает зубами резиновую перчатку, ощущая сладковатый привкус во рту. Павел спрашивает взглядом, она кивает. Он передает ей конверт и фотокамеру. Она открывает конверт, пачкая его кровью. Видит знакомые фотографии, резко засовывает их обратно. Туда же прячет фотокамеру.
— Идите вперед, — говорит Павел. — Я тут немного почищу.
Иллария спускается по лестнице, прижимая к себе добычу. Как механическая кукла — звенящая пустота в голове и судорожные движения — выходит из дома. Стоит на дорожке, дожидаясь Павла…
— Как вы добрались сюда? — спрашивает он уже на улице.
— На машине. Она вон там, — Иллария машет рукой.
— Сможете вести сами?
— Наверное, смогу.
— Отвезти вас?
— Не нужно. Спасибо. Вы… — она запинается. — Вы ведь не думаете, что это я?
Ей просто необходимо, чтобы этот угрюмый парень поверил ей. Как сказал тогда менеджер со станции техобслуживания… убийца! Она вспоминает, как Павел деловито вошел в кабинет, как рассматривал Кирилла, и на лице его не возникло ни испуга, ни удивления. Павел пожимает плечами.
— Это не я, — повторяет Иллария настойчиво. — Я и ружья-то никогда в руках не держала… честное слово!
Павел кладет руку ей на плечо, сжимает.
— Выпейте ромашковый чай, — говорит. — И ложитесь спать…
— А вы… Вы здесь живете?
Он не отвечает.
— Спасибо, — говорит Иллария.
— Остановитесь на мосту, — советует Павел. — Бросьте в реку перчатки и кроссовки. Все бросьте. У вас в машине есть какая-нибудь обувь и одежда? Переоденьтесь… не садитесь в этом в машину…
Они идут по пустынной улице.
— Фонарик ваш? — вдруг вспоминает он и протягивает его ей. Она машинально берет, ни о чем не спрашивая.
Он проводил ее до машины. Стоял, смотрел вслед, пока красные огоньки не исчезли за поворотом.
Павел Максимов добрался домой около двух часов ночи. Шел не спеша, сунув руки в карманы.
На веранде в его кресле сидел в темноте прокурор Гапочка. Павел замер от неожиданности.
— Поздно гуляете, молодой человек, — заметил Гапочка укоризненно. — Жду-жду… Ваш квартирант сказал, что не знает, где вы. А я шел мимо, дай, думаю, зайду по-соседски. Не спится, знаете ли. — Он поднялся и включил свет. Неярко вспыхнула лампочка под потолком.
Павел сел. Проследив за взглядом прокурора, посмотрел на собственные руки и увидел на них кровь…
Глава 34
Триумвират-4
Друзья снова сидели в уютном баре «Тутси». Заботливый Митрич, не спрашиваясь, принес коньяк и орешки.
Мужчины выпили, и Федор спросил:
— Какие события, капитан? Что у нас новенького по Антиквару?
— По Антиквару нет ничего новенького. А вообще есть труп, — сказал Коля Астахов. — Прошлой ночью в собственном кабинете застрелился предприниматель Кирилл Пушкарев. Был он в халате, видимо, уже лег, но почему-то встал, взял ружье и пошел в кабинет. Включил настольную лампу. Она горела, когда мы приехали. И выстрелил два раза — сначала в люстру, потом себе в живот…
— Как вы узнали? — спросил Федор.
— Поступил звонок.
— Анонимный?
— Нет, звонивший назвался, но связь была плохая, дежурный мало что понял.
— Что за оружие? — спросил Федор.
— Дробовик «моссберг», восемьдесят восьмая модель.
— Серьезная игрушка.
— Это охотничье ружье? — спросил Савелий. — А почему он стрелял в люстру?
— Нет, Савелий. Это гладкоствольное ружье для ближнего боя, для полицейских и армейских спецопераций, самообороны, охраны жилища… и так далее. Почему в люстру? Возможно, она ему давно не нравилась… Коля!
— Черт его знает… непонятно. Первый раз он выстрелил вверх, причем держа ствол почти вертикально, разнес вдребезги люстру, осколки разнесло по всему кабинету. Второй раз в себя — дробью ему разворотило живот, грудь… Кровищи как на бойне. Я вам сейчас… — Он открыл портфель, достал желтый конверт из плотной бумаги, открыл. — Вот! Слабонервных просят не смотреть!
Федор взял пачку цветных фотографий и присвистнул. Верхняя изображала мужчину, лежащего на спине в центре комнаты головой к двери, полуприкрытого белым махровым халатом, красным от крови. Глаза открыты, голова запрокинута, руки разбросаны в стороны. Тускло отсвечивает ствол ружья рядом. Ковер и пол усыпаны сверкающими осколками стекла или хрусталя. Федор, изучив фотографию, передал ее Савелию. Тот взглянул и закрыл глаза.
— Вы уверены, что стрелял он сам?
— Уверены. Он вошел в кабинет с ружьем в руках, что-то там произошло, и он выстрелил. Попал в люстру, как я уже сказал, после чего выстрелил еще раз — себе в живот.
— Как можно выстрелить себе в живот из ружья? — спросил побледневший Савелий.
— У «моссберга» этой модели укорочен ствол, он напоминает обрез. Если очень постараться, то можно… — сказал Федор. — Непонятно только — зачем.
— Мы нашли свидетеля, которому кажется, что он слышал выстрелы один за другим, практически без интервала. Он живет через три улицы. Мучила бессонница, говорит, вышел на веранду покурить. Услышал, что стреляют, думал, подростки балуются с петардами. Посидел еще минут десять и пошел спать. Говорит, было без двадцати минут два ночи.
— От выстрела в замкнутом пространстве можно оглохнуть, — заметил Федор. — Рявкает прилично. Пушкарев мог от неожиданности выронить ружье, и…
— Оно выстрелило! — воскликнул Савелий.
— Вряд ли, — с сомнением сказал Федор. — Это каким же нужно быть идиотом…
— В кабинете кто-то был! — сообразил Савелий. Он старался не смотреть на фотографии. — Видимо, Пушкарев услышал шум, поднялся с постели, взял ружье, пошел в кабинет и увидел… грабителя! Или грабителей. Тот бросился на него… возможно, с ножом, и он выстрелил в него!
— И попал в люстру? — спросил скептически Коля. — Нужно быть законченным идиотом, правильно Федька сказал.
— А сейф? — спросил Алексеев.
— Сейф открыт и пуст.
