Маргот Бленд - Мадам Марракеш
Губы Малаги вытянулись в ниточку.
– Меня тошнит от этого Сан-Мигеля и всех его обитателей. Я провела там слишком много времени.
– Ну хорошо, а как насчет Торремолиноса? Это очень приятный городишко.
– Торремолинос? О Боже! – глаза ее вспыхнули. – А ты был там в мертвый сезон? Слышал, есть такие тюрьмы, открытые для посещения? Так вот, Торремолинос – это открытый дурдом. Присмотрись к его постоянным обитателям. Пары среднего возраста и старше. Они ненавидят друг друга, но так долго женаты, что не решаются изменить привычкам. Пожилые мужики, с красными мордами, вечно под мухой. Их жены, с волосами, выкрашенными в цвет красной охры. Они позорят даже таких мужей. Намазанные, как самые дешевые проститутки, они бросаются на каждого мужика, буквально на каждого.
– Звучит заманчиво. Место прямо для Изобель. Кто-то должен ей рассказать об этом.
Малага продолжала.
– Хорохорящиеся старые алкоголики-импотенты и шестидесятилетние нимфоманки. Все это жалко и отвратительно. Неужели эти старые идиоты не понимают, что в их возрасте возможен только один стиль поведения: достоинство и благородство. А они еще осуждают молодых.
Джереми вздохнул.
– Похоже, Торремолинос заслуживает того, чтобы стереть его с лица Земли.
Чендлер не выпускал ладонь Малаги.
– Малага, – он сжал ее пальцы, – зачем ты это делаешь? От скуки? Чтобы как-то развлечься? Это каприз?
Она посмотрела ему прямо в глаза. Черты лица ее смягчились, и его озарила мягкая, даже застенчивая улыбка.
– Я люблю, Чендлер. Первый раз в жизни мужчина не тянет меня в постель, а потом уж говорит: «Здравствуйте». Первый раз в жизни меня любит мужчина. Меня, а не то, какова я в постели. Когда Абдул со мной, я чувствую, что любима. И мне – ты только не смейся… мне, понимаешь, с ним тепло. И знаешь что? Я согласна на всякие там путы. Пусть будут путы. Я устала от той жизни, которую веду, и буду рада услышать от любимого, что следует делать, а чего нет. Рада ощутить заботу о себе. И… ну, я уж все сказала – я люблю.
Серьезный Чендлер не смог сдержать улыбку.
– Малага, ты, наверное, не поверишь, но я тебя понимаю. Я понимаю, что значит любить. Благословляю и желаю много, много счастья.
Он вдруг закашлялся и отпустил ее руку.
– Что-то я опять ударился в патетику, почти пустил слезу. Приходи с нами ужинать. Я угощу тебя шампанским. А сейчас нам всем надо идти и переодеваться к ужину.
Все поднялись. Чендлер, уже стоя, покачал головой.
– Джереми, старый дружище, нам не следовало ездить в Фес. Смотри, сколько тут всего произошло, стоило нам на минутку отлучиться.
Карлотта добавила со вздохом.
– А никто даже и не поинтересовался, как мы там провели время.
Глава двадцать седьмая
Грег сидел в своей лоджии. Он развалился в кресле и немигающими, похожими на две пуговицы, глазами уставился куда-то на верхушки деревьев. Одна рука свесилась с подлокотника, другой он машинально перебирал в кармане мелочь. Челюсти при этом беспрерывно работали – он жевал. Солнце было еще жаркое, и его лучики то и дело проходили по лбу Грега. Но он их не замечал.
– Элли, дорогая…
Голос старика из соседней лоджии заставил его насторожиться. Грег повернул глаза (именно глаза, а не голову) в сторону двери, соединяющей лоджии. Челюсти продолжали интенсивную работу.
– Элли, дорогая, мне нужно отвести машину в гараж. Ее нужно помыть. Ты побудешь немного одна?
– О, Стенли, ты же знаешь, как я не люблю оставаться одна. А вдруг что-нибудь понадобится.
– Это не долго, дорогая. Самое большее двадцать минут. Я тут же возьму такси и приеду назад. Я не пойду пешком. Твой носовой платок, твоя сумочка, твоя книга – все здесь, на столе. Ну, я пошел. Веди себя, пожалуйста, хорошо.
Грег услышал тихий звук, вероятно, поцелуя. Затем на соседней лоджии стало тихо. Змеиные глаза его опять возвратились в исходное положение – на верхушки деревьев. Тишину нарушало жужжание пчел над жасминовыми кустами и смех, доносящийся от бассейна, скрытого внизу, под сплетением веток. Через некоторое время Грег опять услышал на соседней лоджии какие-то шорохи.
– Стенли…
Опять этот дребезжащий голос. Грег скосил глаза вправо.
– Стенли, где же ты?
Голос стал громче и задребезжал еще больше.
– Мне надо в туалет, Стенли.
Грег выпрямился и перестал перебирать в кармане монеты.
– Стенли! Где же ты?
Старуха всхлипнула. Затем послышался скрип кресла, она, видимо, с трудом поднималась.
Грег встал на ноги. Подошел к маленькой дверце и тихо нажал на ручку. Она легко подалась. Он довольно улыбнулся, показав отменные белые зубы, и открыл ее.
Старуха стояла, опираясь обеими руками на перила балкона. Она повернула в его сторону свои детские слезящиеся глаза и спросила:
– Кто вы, молодой человек? Вы пришли мне помочь? Спасибо.
Грег широко улыбнулся.
– Да… – челюсти его при этом работали, он продолжал жевать. – Да! Я пришел вам помочь.
Одну свою громадную ручищу он положил ей на седой затылок, другой подхватил за колени. Легонько приподняв, перевалил ее сухонькое тело через балконные перила. Глаза старухи расширились от ужаса. Она издала какой-то булькающий звук, похожий на крик, и исчезла внизу под деревьями.
Грег вытянул голову, наблюдая, как трепыхались на ветру полы ее халата, а затем тихо возвратился к себе и закрыл дверь. Немного постоял, глядя на сад внизу. Там, среди розовых кустов лежало безжизненное тело. Руки и ноги широко раскинуты в стороны, голова неестественно завернута назад. Садовники уже увидели ее и с криками бежали туда.
Он снова плюхнулся в кресло. Рука в кармане брюк нащупала монеты. Глаза немигающе остановились на верхушках деревьев. Челюсти продолжили свою ритмическую работу.
* * *У ворот маленького английского кладбища собралась группа. Тихо стояли Джереми, Карлотта, Чендлер, Френки и Малага. От свежей могилы нетвердой шаркающей походкой к ним направлялся Стенли Грант. Шел он с опущенной головой, черный костюм висел на нем так, будто он внезапно уменьшился вдвое. Он пожал руку священнику, шедшему рядом, и, бормоча что-то под нос, двинулся к воротам. Приблизившись к группе, он поднял голову и улыбнулся покрасневшими глазами. Улыбнулся усталой, вымученной улыбкой.
– Как это хорошо, как это благородно с вашей стороны, молодые люди, что вы пришли проводить Элли… Ей это, наверное, очень приятно, она же любила молодежь. А ведь вы с ней даже не были знакомы. Она была бы очень рада с вами пообщаться, но в последнее время очень плохо себя чувствовала. Но держалась, стойко держалась. И умерла она…
Голос его задрожал. Он отвернулся.
