Елена Пивницкая - Любовь как криптология
— С тех пор я несколько повзрослел. Не находишь? — возмущенно шиплю я, хотя уже понимаю, что отвертеться не удастся, если хочу сохранить фирму.
— Возможно, и повзрослел. А вот поумнел ли, не знаю. Мои условия идут в комплекте — либо принимай все, либо ищи новых спонсоров.
Умеет дедуля ставить условия, ничего не скажешь. Но мне, по сути, деваться-то особо некуда, и дедуля это прекрасно осознает.
Глава 3. О грядущем возмездии
Не нарушай законы — другому сойдет, а тебя поймают
Оно было круглое и белое, разукрашенное в красные то ли цветочки, то ли паучки. Если я долго смотрела, эти пылающие чудовища начинали кружиться и водить хороводы, тогда я закрывала глаза, чувствуя приближение тошноты, а когда снова открывала — они стояли на месте, как ни в чем не бывало. Все-таки паучки, определенно. Цветы не могут быть настолько подлыми.
Худощавый мужчина в белом халате наклонился надо мной, закрыв головой белое нечто, и тем самым спасая от нового приступа дурноты. Потянул за веко, придерживая голову, и посветил фонариком прямо в глаз. Ай, себе сетчатку сжигай, придурок! Уберите этого ненормального! Верните мне цветочки… э-э-э… то есть, паучков!
— В сознании, — сказал кому-то за спиной. — Вы меня понимаете? Можете назвать свое имя?
— Ка… кх-х-х-р, — в горле дерет, словно те сволочные членистоногие свили там гнездо. Решаю больше не напрягаться, в конце концов, могли и сами в документах глянуть.
Губы смочили влажной губкой и повторили вопрос. Ну и настырные.
— Карина.
Задает еще пару тупых вопросов. Наверно, отвечаю правильно — радуется, как ребенок конфете. Да мне не трудно, могу еще и на ногах пальцы посчитать. Зачем ограничиваться лишь руками? Обращайтесь, пожалуйста.
— Прекрасно, — доброжелательная улыбка не сходит с лица врача. Ему мышцы к вечеру не сводит? — Меня зовут доктор Маркес, и вы находитесь в городской больнице. Вы полтора месяца были в коме после операции, по причине гематомы головного мозга после черепно-мозговой травмы, но сейчас уже все будет хорошо.
Пытаюсь доброжелательно улыбнуться, реагируя, скорее, на спокойный тон, поскольку смысл упорно ускользает. Хотя, что-то в его словах, определенно, неправильно, но не могу понять, что именно — слишком хочу спать. Ухайдокал таки, добрый доктор Айболит.
Следующий раз я проснулась то ли ранним утром, то ли поздним вечером. Белое и круглое оказалось люстрой, и таки да, в цветочки. Ну, надо же! Вера в доброту и гармонию флоры поколебена… поколебелена… м-м-м, разрушена, в общем. В палате тихо, мерно попискивает аппаратура, и убаюкивает чье-то тихое дыхание. Я здесь не одна? Осторожно поворачиваю голову: слева, у окна, опутанная проводами и бинтами, лежит женщина, а справа древний старик посапывает и бормочет во сне.
В тепле, в тишине, устраиваюсь поудобней и размышляю о жизни, такой не простой. Злость присутствует, но на периферии, не затапливая разум целиком. Хорошие лекарства верно колют! Происшествие в кафе помню прекрасно, и пусть администрация даже не надеется, что им все сойдет с рук. По судам затаскаю, уроды! Компенсацию стрясу и за моральную травму, и за черепно-мозговую!
К слову, наверно, у меня не только голова ударенная, но и еще сопутствующие травмы есть. Вон, рука, точно, поломанная была, кость довольно живописно торчала! Как вспомню, так вздрогну. С усилием приподнимаю и разглядываю трясущуюся руку, но ничего страшного не замечаю, только тоненький розоватый шрам чуть ниже локтя. А ничего так зашили, аккуратно и незаметно почти. Надо поблагодарить будет доктора Маркеса за работу.
И тут меня словно ледяной водой окатило! Не могло за день так зажить! И за два не могло! Внутренности свело в мерзком предчувствии беды… Неделя? Две? Сколько я тут валяюсь, ядрен батон? Вспоминай, врач что-то говорил такое!
Полтора месяца?
— Нет… Не может быть… Так не бывает…
Я ж головой стукнулась… вот и мерещится всякое… полтора месяца — это слишком долго… он, наверно, полтора дня говорил, я просто путаю сейчас что-то. Правда? Угу, и рука за день срослась по волшебству прямо, дура!
— Ей, кто-нибудь, л-ю-юди! — кричу, понимая, что должна точно узнать, сколько я тут бревном пролежала. Никого нет. Хватаю со столика чашку с минералкой и запускаю в стеклянные, прозрачные двери, дрыхнущего старичка щедро окатывает водой. Пластиковая посудина отскакивает от стекла невредимой, но на шум кто-то бежит. Дедуля подхватывается и вопит спросонья возмущенно о моих родителях, питекантропах и способах зачатия.
— Что здесь происходит? — орет необъятно толстая санитарка, смотрит волком на меня и, очевидно, собирается дополнить уже сказанное дедулей.
— Сколько я уже здесь? Ну?! — перебиваю быстро. — Заткнись! — добавляю специально для старого маразматика.
— Два месяца почти, и лучше б и дальше лежала трупом! Ты что наделала, гадина! — рявкает в ответ.
Черт! Подрываюсь с кровати и сразу же падаю на плиточный пол, ноги не держат, руки тоже не слушаются. Больно же! Да что за травматический период такой? Лоб издает характерный звук при встрече с полом, глуховатый такой, как пустое ведро. Хорошо же мне на мозге операцию сделали! Там хотя бы мозжечок оставили или все за ненадобностью выкинули? Лежу… отдыхаю… пока толстуха кого-то истерически зовет. Прибегает молоденькая докторша и какой-то качок-кретянин. Женщина вкатывает мне в плечо лекарство, а жертва анаболиков затаскивает на кровать. Эй, поосторожнее! Хватит меня уже долбать о тумбочку! Я и так стукнутая!
Привязав руки к бортикам кровати, медперсонал уходит, оставляя меня медитировать на люстру (цветочки, на сей раз ведут себя тихо). Мысли ползут медленно, лениво, цепляясь краями и причудливо перемешиваясь, словно осколки стекла в калейдоскопе.
Полтора месяца… это конец… полный провал… мне крышка… звиздец.
А дело вот в чем. На случай непредвиденных обстоятельств… в смысле, если враги найдут и убьют… я соорудила «страховку». Преступников об этом тоже предупредила, дабы не думали долго: платить или не платить. Так вот, компромат хранится в течение месяца, после чего либо я должна послать код подтверждения, и срок ожидания продлевается еще на месяц, либо все данные будут отправлены в общий доступ. Да уж, никак не могла предположить, что обстоятельства бывают настолько непредвиденными. Денежки то тю-тю… К сожалению, потеря миллионов на сей момент не самое ужасное — гораздо хуже, что, вдобавок к рассекреченной информации, было указанно мое имя. И какой черт меня дернул в тот момент? Хотела, чтоб героев знали в лицо? Молодец! Теперь знают! Причем, все заинтересованные персоны: и преступники, и силовые структуры! Поздравляю тебя, Кариночка, ты знаменита! Прославилась, блин… в тюрьме тебе будет почет и уважение… если раньше не прикончат от полноты чувств.
