Лиза Джексон - Тень сомнения
– Но почему?! – Голос Саманты сорвался.
– Потому что она шлюха, а он извращенец, – снова ухмыльнулся Шон.
– Нет! Это неправда! – Саманта наконец вырвалась из рук матери. – Я тебе не верю! – Она бросилась к дверям. – Ты все врешь, Шон! Сам ты извращенец!
Когда дверь за ней захлопнулась, Клер повернулась к сыну:
– Это было возмутительно.
– Это была правда.
– Можно было как-то смягчить...
– Зачем? Чтобы позволить этой грязной суке Кэнди Уиттакер ткнуть Сэм носом в эту самую правду? Не увиливай, ма, ты сама знаешь, что наш папаша – извращенец, зацикленный на молоденьких девочках. И Саманте лучше знать, что он собой представляет. Тогда ей больше не придется от этого страдать.
– Не придется? – шепотом переспросила Клер.
Внезапно она словно очнулась и бросилась вслед за Самантой на улицу. Жаркий ветер шевелил листья осин, заставляя их трепетать и переливаться в лучах солнца. В соседском дворе яростно лаяла собака. Клер побежала по тротуару вслед за дочерью, с трудом уклонилась от столкновения с малышом на трехколесном велосипеде и чуть не упала, споткнувшись о корни дерева, пробившиеся сквозь цементные плиты. Саманта рыдала, золотистые волосы развевались у нее за спиной, длинные ноги стремительно несли ее вперед, словно она надеялась на бегу оторваться от страшных слов, прозвучавших в доме.
«Она убегает. В точности как я, – сказала себе Клер. – Но ведь от прошлого не убежишь. Рано или поздно оно обязательно тебя догонит».
На Сентер-стрит Саманта бросилась прямо на красный свет, и какой-то грузовичок едва успел вовремя затормозить, чтобы не сбить ее. У Клер остановилось сердце.
– Осторожно! – закричала она.
– Эй, малышка, так и на тот свет загремишь! – крикнул водитель вслед девочке, не выпуская изо рта сигареты.
Клер махнула ему рукой и тоже выбежала на дорогу.
– Саманта, остановись! – закричала она, но Саманта даже не обернулась.
– Вот чертовы бабы! – выругался водитель, и грузовик с ревом умчался.
Тяжело дыша, Клер нагнала дочь неподалеку от парка. Солнце пекло беспощадно, отражаясь слепящими бликами от бамперов автомобилей и белых цементных плит тротуара. По лицу Саманты текли слезы.
– Девочка моя, – прошептала Клер. – Прости меня.
– Ты должна была все мне рассказать!
– Я не знала как.
– Я его ненавижу!
– Нет, ты не можешь ненавидеть родного отца.
– Все равно! Я его терпеть не могу! – Она судорожно перевела дух, а когда Клер попыталась ее обнять, отшатнулась. – И тебя тоже!
– О, Сэми, нет...
– Не смей меня так называть! – Саманта перешла на визг, и Клер запоздало сообразила, что именно так всегда называл девочку Пол.
– Ладно, не буду.
Громко всхлипывая и шмыгая носом, Саманта вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Я рада, что мы переезжаем. Очень рада.
– Я тоже.
– О, нет! – Саманта вдруг побледнела и отвернулась, изо всех сил стараясь сдержать дрожь.
Клер оглянулась через плечо и увидела Кэнди Уиттакер, стройную девочку с осиной талией и такими грудями, каких, по мнению Клер, двенадцатилетним иметь не полагалось. Кэнди шествовала им навстречу под ручку с другой девочкой, которую Клер не узнала. Завидев Саманту и ее мать, девчонки уставились на них, расплылись в улыбках и принялись шушукаться. Клер своим телом как щитом загородила дочь от маленьких сплетниц и дождалась, пока они, поминутно оглядываясь, не свернули на дорожку, ведущую к теннисным кортам.
– Все в порядке. Они тебя не тронут. Идем. – Взяв дочку за руку, Клер перевела ее на другую сторону улицы, и они вместе направились к дому.
«Шон, скорее всего, прав, – думала она. – Переезд не решит наших проблем, мы не сможем никуда убежать». Она однажды уже пыталась, когда-то давным-давно, но прошлое продолжало упорно преследовать ее, хватая за пятки, как злобный пес. И вот теперь оно нагнало ее. Клер не сказала ни Саманте, ни Шону, что им так и так пришлось бы переехать в Орегон. Выбора у нее не было. Ее отец, богатый человек, привыкший ни в чем не встречать отказа, позвонил на про-шлой неделе и потребовал, чтобы она вернулась на озеро Эрроухед – в то самое место, где ее поджидали кошмары. Она пыталась протестовать, но Датч пресек все возражения в корне, и ей пришлось согласиться. Он знал о ее проблемах с Полом и пообещал помочь ей с переездом и замолвить словечко в местном школьном совете. Датч предложил ей жить бесплатно в огромном доме, где она выросла; словом, дал понять, что у нее будет возможность обрести почву под ногами в своем новом качестве – матери-одиночки.
Клер понимала, что глупо было отказываться, но ее смутил его грозный тон, не суливший ничего хорошего; у нее даже волосы на затылке шевельнулись от суеверного предчувствия. Датч намекнул, что ему известно кое-что о прошлом – не все, но достаточно, чтобы она поняла, что ей придется его выслушать и поговорить о том, что произошло шестнадцать лет назад. Клер согласилась приехать, хотя при мысли о предстоящем разговоре у нее все переворачивалось внутри.
– Идем, – сказала она Саманте. – Все будет хорошо.
– Ничего хорошего не будет, – буркнула в ответ Саманта.
«Ты даже не представляешь, как ты права, родная моя!» – подумала Клер, а вслух сказала:
– Все наладится, вот увидишь. Мы постараемся. Опять она сказала неправду. Все ее слова были ложью, от первого до последнего.
Тесса включила радио, чувствуя, как встречный ветер приятно охлаждает щеки. Ее «Мустанг» с откидным верхом стремительно пересекал горный массив Сискью-Маунтинз на границе с Орегоном. Выжженный солнцем пейзаж Северной Калифорнии был совершенно безлюдным и нагонял тоску, холмы как будто выцвели. Тесса гнала машину уже много часов подряд и знала, что скоро ей придется остановиться, иначе ее мочевой пузырь грозил лопнуть от пива, которое она успела выпить по дороге от самой Сономы.
Вот и сейчас ледяная бутылка пива «Курз» была зажата у нее между голых коленей. Возить в машине открытые контейнеры с алкоголем было запрещено. Пить за рулем было запрещено. Что ж, если на то пошло, все, что в этой жизни доставляет удовольствие, либо незаконно, либо аморально! Тесса решила, что ей, в сущности, наплевать. Особенно теперь, когда она по требованию отца возвращалась к озеру Эрроухед.
Холодок пополз у нее по позвоночнику.
– Ублюдок! – пробормотала она.
Из радиоприемника раздавался только треск разрядов. Тесса переключала клавишу за клавишей, но стены каньонов вокруг были слишком высоки, настройка не работала. Ей ничего другого не оставалось, как включить магнитофон, хотя все пленки были уже старые, заигранные. Пошарив в открытой коробке на пассажирском сиденье, Тесса выбрала Дженис Джоплин. Поразительное дело: женщина уже сто лет в могиле, а ее песни до сих пор нутро выворачивают. Да, это был настоящий рок! Голос Дженис Джоплин, одновременно пронзительный и хриплый, затрагивал какие-то тайные струны в самом темном уголке души Тессы. Старушка Дженис пела так, что было понятно: она знает, что такое боль, да не просто боль, а настоящая, раздирающая внутренности агония. Ощущение, с которым Тессе приходилось жить каждый день.
