Дмитрий Вересов - Унесенная ветром
— Урус! Хорош конь! Якши тхе, чек якши! Хорош конь! Урус…
* * * * *
Авиация федералов «работала» по северной оконечности Дикой-юрта.
За этой сухой протокольной формулировкой скрывалось нечто такое, что отличало реальности телерепортажа и настоящей бомбежки, как комфорт мягкого дивана в московской квартире отличается от ужаса сидения в ненадежном подвале…
Когда наверху с ревом проносились «сушки» русских, бросая бомбы и ракетные снаряды, когда стены дома, построенного еще дедушкой Бисланом, кирпичные добротные стены, всегда казавшиеся надежными, крепкими, теперь вдруг стали казаться тонкими, прозрачными, слабыми, когда запах перегорелой взрывчатки доносился сюда, в подвал, и от каждого сотрясения на головы мамы и сестренки сыпались с дрожащего потолка пыль и песок.
Авиация федералов работала по северной оконечности Дикой-юрта…
Это так вечером по телевизору скажут. Но это увидят те, у кого в домах будет электричество. И у кого не рухнет дом от попавшего в него ракетного снаряда или фугасной бомбы. А в Дикой-юрте после вчерашней бомбежки во всех домах отключилось электричество. Вертолетчики федералов на своих «крокодилах» попали вчера в трансформатор.
Вот и сегодня: улетят бомбардировщики «су» — и через полчаса прилетят вертолеты. И снова надо будет сидеть в этом подвале, сидеть и ждать, пока не рухнет перекрытие и не завалит их всех в этой могиле.
Авиация федералов «работала» по северной оконечности Дикой-юрта.
У них с федералами не только разный язык. У них с федералами разное понимание самых простых вещей. Взять хотя бы название их села…
По-чеченски Дикой — это добрый и хороший. А русские думают по-своему, что Дикой — это дикий, звериный, злой… Они антиподы. Русские и чеченцы.
Русские говорят «черное» про то, что нокчам кажется белым. Они говорят «мир», а нокча считает, что это война. Федералы по своему телевидению говорят: наведение конституционного порядка, зачистка, уничтожение бандитов… А они — сестра, мама и сама Айшат — думают, какие же это бандиты — дядя Лека, дядя Руслан и их сыновья, двоюродные братья Айшат — Дока, Зелимхан и Бислан? И наведение конституционного порядка — это уничтожение их села, смерть и разрушение, боль и страх!
И эти зачистки, когда отца увели из дома, и он пропал… Пропал, и все….
Они говорят с русскими на разных языках.
И не просто говорят на разных языках, когда еще можно понимать друг друга через переводчика. Но они называют одними и теми же словами совершенно противоположные вещи, а это уже так отличает их мышление, что взаимопонимание становится просто невозможным.
Когда русские говорят, что они навели в селе конституционный порядок — это значит, что они забрали отца из дома и увели туда, откуда уже год нет вестей. Зачем их дому такой конституционный порядок?
Если федералы говорят, что они уничтожают бандитов, а это родные Айшат люди — дядя Лека, дядя Руслан, братья Дока, Зелимхан и Бислан, и защищают они свои дома, свои семьи, свою землю, то кто после этого бандит?
Русский говорит «черное», а Айшат понимает, что это белое. Русский говорит «мир», а она понимает, что это война.
Русский говорит «любовь»…
Глава 2
…И смотрит седая скала в глубину,
Где ветер качает и гонит волну —
И видит: в обманчивом блеске волны
Шумят и мелькают трофеи войны…
Я.П.Полонский— …Parce que c’est un homme pourtant,[1] — приговаривал доктор Тюрман, несмотря на немецкое происхождение, удивительно мягкий человек. Даже руку пожимал он так нежно, словно соприкасался с открытой раной. Еще у него была странная манера избегать в разговоре германизмов и, напротив, вкрапливать в свою речь французские слова и выражения.
Доктор, очевидно, привыкший заговаривать больного, не имея на этот раз в его лице ни собеседника, ни даже слушателя, обращался к Басаргину, который сидел тут же на стуле, борясь с желанием закурить.
— Очень слаб, очень слаб, — говорил он, держа за руку лежавшего без движения чеченца. — Пульс нитевидный, конечности холодные, сознание затемненное… Хотя, по правде сказать, Дмитрий Иванович, народец этот и характеризуется затемненным сознанием. Инстинкты у них, друг мой, одни инстинкты, сдерживаемые только уздой обычая и закона кровной мести… Вижу по лицу, голубчик, что не согласны со мной! Рагсе que c’est un homme pourtant! Ho скажите мне, что сделали эти люди в смысле общечеловеческой культуры? Кем может похвастаться это племя, кроме лихих бандитов?
— Иван Карлович, — наконец, подал голос Басаргин, — а если маленькому народу горцев просто необходимо выжить, сохранить себя среди других? Их миссия так же проста, как конструкция кинжала. Идея их — свобода. Любое культурное усложнение в их ситуации — смерть.
— Только не говорите мне про их географическое положение на стыке христианства и ислама, про исторические условия, — возразил доктор, даже немного обижаясь на собеседника. — Возьмите их географических и исторических соседей — Армению и Грузию. Давид Строитель, Шота Руставели… Да что прятаться за громкие имена! Я вам, голубчик мой, даже своего приятеля вспомнить могу — Илью Бебуришвили. Будем в Тифлисе, обязательно вас познакомлю. Спасибо еще мне скажете. Какой умница! Закончил университет в Петербурге, сейчас служит чиновником по особым поручениям при тамошнем губернаторе. Но не в этом дело! Переводит на грузинский Пушкина, Лермонтова, Гете, Шиллера. Сам пишет стихи, поэмы, создает национальную литературу. Без громких слов, Дмитрий Иванович, без громких слов! Просто создает ее, и все… Читал мне свою поэму на грузинском, а потом переводил на русский. Сюжет занятный. К одному горцу приходит ночной гость. Хозяин узнает в нем своего кровника. Гость — лицо неприкосновенное, а закон кровной мести велит его убить. Как вам это нравится? Главный герой поэмы мучается, размышляет… Психологизм, я вам скажу, друг мой! Психологизм здесь присутствует! Vous concevez, mon cher![2]… А вы знаете грузинский язык? Нет? Очень жаль, очень жаль. Смогли бы оценить всю силу поэзии… Я, к сожалению, тоже не знаю… А эти, абреки? Кричат, скачут… Куда они скачут, Дмитрий Иванович? Куда несется их птица-тройка? Нет у них троек? Хорошо! Куда несется их национальная мечта, их идея-лошадь?.. Вынужден констатировать признаки гемморрагического шока. Диагноз Тюрмана в отношении раненого абрека прозвучал, как приговор всему чеченскому народу.
— Бросьте, Иван Карлович, вот их культура, вот их идея, мечта, вера!
