Наталия Ломовская - Секрет старинного медальона
Юля спала без сновидений. Собранные чемоданы стояли в углу. До поезда на Москву оставалось четыре с половиной часа.
На рассвете Юля прощалась с матерью.
– Ты уж прости, если чего не так сказала, – вздохнула Татьяна Витальевна. Она куталась в старческую серенькую кофту, полные плечи женщины вздрагивали. Это вызвало у Юли новый приступ раздражения. И чего трясется, как овца! То бой-баба, кого угодно переорет, а то раскисает…
– Ну ладно, ладно. – Юля небрежно чмокнула мать в щеку. – Ты ступай, не стой на холоде. Я пойду в купе.
– Нет уж, как же это, – засуетилась Татьяна Витальевна. – Я как положено, помахать тебе хочу, когда поезд тронется. А ты иди, а то замерзнешь.
– Да нет, я уж с тобой постою, – со вздохом отвечала Юля.
– А то, может, осталась бы? – сказала мать, словно продолжая вслух какую-то невысказанную мысль. – Замуж бы вышла за хорошего человека, ребенка родила и забыла про театры-то свои… Олег Геннадьевич за тобой ухаживал, такой солидный, обеспеченный мужчина, ты бы за ним горя не знала!
– Успеется. – Юля улыбнулась матери. В конце концов, та не виновата, что досаждает дочери. Надо доставить ей на прощание пару приятных минут. Это же нетрудно…
– Береги себя, мамулечка, – защебетала Юля. Судя по всему, с минуту на минуту должны были скомандовать отправление. – А за меня не волнуйся. Я себе такого мужа оторву, тебе и не снилось! А потом тебя к себе возьму… Не бойся, ты же знаешь, я умная девочка!
– Знаю, знаю. – Татьяна Витальевна украдкой смахнула со щеки слезу. – Ладно уж, ступай в вагон. Я пошла… Юля! Погоди.
Юля обернулась, вглядываясь в лицо матери.
– Юлечка… Ты вернешься?
– Конечно, мам. Что за вопрос? Я вернусь или ты ко мне переедешь…
– Ты прости уж меня, доча… Нескладно все как-то вышло…
– Ну что ты, мам. Тебе не за что прощения просить…
– Есть за что. Ну ладно, давай, иди в вагон. И правда холодно.
Юля со вздохом облегчения ушла. Поезд тронулся, мимо окна проплыло заплаканное лицо матери, женщина слабо махала рукой. Юля махнула ей и с легким сердцем вошла в купе. Поезд разгонялся постепенно, пока он еще ехал по городу, мимо знакомых мест. Но уже через час, когда проводник принес Юле белье и кофе, он мчал по степи… Уютно устроившись на диванчике, девушка достала из сумки румяное яблоко, томик Флобера и погрузилась в чтение. Ее попутчик, немолодой мужчина, по виду – бывший военный, настроен был побеседовать с этой милой, удивительно красивой девчушкой, но получил в ответ презрительно-холодный взгляд.
– Кстати, в дороге вредно читать, – наконец решился заговорить ее попутчик. – Видите ли, постоянная вибрация…
– Благодарю вас, – отрезала Юля.
– За что? – опешил попутчик.
– За заботу о моем здоровье.
Интонационно эта благодарность звучала как самая беспардонная брань. Попутчик стушевался и больше не смел заговаривать с красавицей. Неудивительно – ведь в ней что-то такое было, от чего мог бы смутиться и самый развязный наглец.
Мудрено девушке ее возраста из семьи с достатком ниже среднего выглядеть недоступной королевой, но она научилась этому в отличие от многих своих ровесниц… Может быть, потому, что у ее товарок образцами для подражания были шлюховатые эстрадные звездочки-однодневки, а Юля смотрела красивые фильмы, где играли по-настоящему красивые женщины, и усваивала их манеру держаться… Для того же читала она не только женские журналы, а учила наизусть сонеты Шекспира и стихи Цветаевой.
Смотрела, читала, работала над собой и за собой ухаживала… А в минуты откровенности – не публичной, а внутренней откровенности, говорила себе, что похожа на космонавта перед полетом.
Глава 4
Расходиться стали далеко за полночь. Первым ушли Кирилл и Ольга. Остались Дмитрий, которому меньше всего хотелось возвращаться в свою пустую, населенную призраками прошлого квартиру, Жанна, которая, задержавшись на работе, пришла позже всех, и сам гостеприимный хозяин.
– Ну что, может, еще по чуть-чуть? – предложил Олег.
– Я не откажусь. – Жанна потянулась за рюмкой. – У меня завтра с утра съемок нет, так что могу себе позволить надраться, как пятьдесят семь пантикапейских жрецов на священном празднике Бахуса… Да и устала я сегодня.
Ее округлое лицо и в самом деле осунулось, под глазами залегли голубоватые тени.
– Красно выражаешься, – засмеялся Олег. – А выглядишь еще лучше, – покривил он душой.
– Да уж, – невесело усмехнулась Жанна. – Давайте выпьем, и по домам. Спать пора.
– А кто хотел напиться? – поддел ее Дима.
– Старовата я для таких развлечений, – усмехнулась Жанна.
– Странно слышать это из уст двадцати… ну да ладно.
– Вот именно, – зябко поведя плечами ответила Жанна. – Все-таки кошмарно, когда все вокруг твои ровесники. Совершенно невозможно утаить свой возраст. А на утро есть планы, завтра ко мне приезжает подруга. Ее надо будет встретить.
– Подруга? Из провинции? – заинтересовался Дима. – А хорошенькая?
– Очень. Настоящая красавица.
– Настоящих мало.
– Дим, я сейчас не в силах с тобой дискутировать на тему женской красоты. Давай потом, а?
Она допила вино и встала.
– Я провожу тебя, – сказал Дмитрий и встал. – А то Мелкий уже во весь рот зевает.
– Не стоит, – заметила Жанна, но больше возражать не стала.
Они вместе вышли на улицу. Заметно потеплело, словно ночь укутала и согрела землю.
– Поймать машину? – спросил Лавров.
– Не надо… Я хочу пройтись немного, если уж провожатый нашелся. И так света божьего не вижу.
– Идем.
Разговаривать не хотелось. Жанна чувствовала себя утомленной, а Лавров был удручен перспективой вернуться домой. Искоса он посматривал на Жанну – может, пригласить ее к себе или к ней напроситься? Не стоит – вон какая усталая! А все равно хорошенькая, смешная, милая Жанна… Многих женщин только и красит сияние молодости, свежей, наивной красоты. Уходят годы – и обаяние тоже уходит, остаются уставшие от жизни тетки. Причем играют ли эти тетки на сцене или латают асфальт, натянув на обширные телеса оранжевые жилеты, в глазах у них одинаковое выражение измотанности. Жанна не такая – глаза у нее могут быть усталыми, печальными, какими угодно, – но в них всегда теплится озорной огонек. Он то прячется на самом дне, то кувыркается на поверхности, и тогда нет лица красивее, чем лицо Жанны.
Лавров снова покосился на безмятежный профиль своей спутницы. Тонкий, чуть вздернутый носик, живые карие глаза, яркие губы… Вспоминает ли она хоть иногда о их романе? Таком коротком, но таком насыщенном… Вряд ли кому-нибудь когда-либо удавалось втиснуть в полугодовые отношения целую жизнь, наполненную жаркой влюбленностью, страстью, безумной обоюдной ревностью. Да, слишком много было чувств, слишком ярко вспыхнула их любовь и сгорела, не оставив после себя ни горечи, ни сожалений. Только легкий серый пепел – секс в рамках дружеских отношений.
