Дафна дю Морье - Трактир «Ямайка»
Мэри вздрогнула. Она поняла, что свойства этой тишины берут свое начало в вещах давным-давно похороненных и забытых.
Превыше всего девушка страшилась паники: вопля, который сам рвется с губ, заплетающихся ног и рук, которые на бегу колотят по воздуху. Она боялась, что это может внезапно нахлынуть на нее, разрушая разум, и теперь, когда первое потрясение от сделанного открытия уменьшилось, девушка знала, что паника может наброситься на нее, сомкнуться и задушить. Пальцы могут утратить чувствительность, и свеча выпадет из ее рук. Тогда она останется совсем одна, окутанная мраком. Отчаянное желание бежать охватило Мэри, но она справилась с ним. Она попятилась из прихожей в коридор, с трепещущей на сквозняке свечой, и когда пришла в кухню и увидела, что дверь в садик все еще открыта, спокойствие покинуло ее. Бедняжка очертя голову выбежала наружу, на чистый, холодный воздух; в горле ее застряли рыдания; раскинутые руки наткнулись на каменную стену, когда она огибала угол дома. Мэри бежала через двор так, будто за ней гнались, и выскочила на открытую дорогу, навстречу знакомой дюжей фигуре конюха. Ричардс протянул руки, чтобы защитить девушку, и она вцепилась в его пояс, ища спасения; у нее стучали зубы: это началась реакция на пережитое потрясение.
— Дядя мертв, — сказала Мэри, — он лежит мертвый, там, на полу. Я его видела. — Как она ни старалась, но не могла унять стука зубов и дрожи во всем теле. Ричардс отвел ее на обочину, к двуколке, достал плащ и надел на нее; девушка как можно плотнее завернулась в плащ, радуясь спасительному теплу.
— Дядя мертв, — повторила она, — его закололи в спину. Я видела место, где у него разорвана куртка, и там была кровь. Он лежал ничком. С ним упали часы. Кровь уже запеклась, похоже, он пролежал там некоторое время. В трактире темно и тихо. Там больше никого не было.
— А вашей тети? — прошептал конюх.
Мэри замотала головой.
— Я не знаю. Я ничего не видела. Мне пришлось уйти.
По ее лицу кучер понял, что силы покинули девушку и она может упасть. Он подсадил Мэри в двуколку и сам сел рядом с ней.
— Ну ладно, — сказал он, — ладно. Посидите здесь. Успокойтесь. Никто вас не тронет. Ну-ну-ну, тихо. Все хорошо. — Его грубый голос успокоил девушку. Она съежилась в двуколке рядом с ним, до подбородка завернувшись в теплый плащ. — Это не подходящее зрелище для девушек, — продолжал Ричардс. — Надо было мне самому туда пойти. Лучше бы вам оставаться здесь, в двуколке. Это ужасно, что вы его увидели там, лежащего замертво, убитого.
Разговор успокаивал Мэри, и грубое сочувствие кучера было кстати.
— Пони все еще в конюшне, — сказала она. — Я стояла за дверью и услышала, как он шевелится. Они даже не закончили приготовлений к отъезду. Кухонная дверь была не заперта, на полу лежали узлы и одеяла, тоже приготовленные, чтобы погрузить в телегу. Это, наверное, случилось несколько часов назад.
— Ума не приложу, куда подевался сквайр, — произнес Ричардс. — Он должен был быть здесь раньше нас. Насколько было бы спокойней, если бы он сейчас появился и вы могли бы рассказать все это ему. Ох, и скверное же дело! Не надо было вам сегодня сюда приезжать.
Оба молча смотрели на дорогу в ожидании мистера Бассата.
— Кто же мог убить трактирщика? — озадаченно спросил Ричардс. — С ним мало кто способен был тягаться, он умел за себя постоять. Хотя, с другой стороны, очень многие могли приложить к этому руку. Уж если кого здесь все и ненавидели, так это его.
— Там еще был разносчик, — медленно проговорила Мэри. — Я забыла про разносчика. Должно быть, он вырвался из запертой комнаты и убил дядю.
Девушка сосредоточилась на этой мысли, чтобы спастись от другой; и она пересказала, на этот раз горячо, историю о том, как разносчик пришел в трактир прошлой ночью. Ей сразу же показалось, что преступление раскрыто и другого объяснения быть не может.
— Ну, злодей далеко не убежит, сквайр его поймает, можете быть уверены, — заметил конюх. — На этих пустошах не спрячешься, если ты не местный, а я никогда прежде не слыхал о Гарри-разносчике. Хотя, судя по всему, люди Джосса Мерлина повылезали из всех щелей Корнуолла. Они были, можно сказать, отбросами страны. — Он помолчал, а потом продолжил: — Если хотите, я пойду в трактир и сам посмотрю, не оставил ли он какого-нибудь следа. Может, что-то…
Мэри схватила Ричардса за руку.
— Я больше не останусь одна, — быстро сказала она. — Можете думать, что я трусиха, но я не могу. Если бы вы побывали внутри трактира «Ямайка», вы бы поняли. Сегодня над этим местом нависла тишина, которой нет дела до лежащего там бездыханного тела.
— Я помню времена еще до того, как сюда приехал ваш дядя, когда дом стоял пустой, — начал слуга, — и мы травили там собаками крыс — забавы ради. Мы тогда не придавали этому значения: дом казался нам просто пустой коробкой, не имеющей своей души. Но заметьте — хозяин содержал его в хорошем состоянии в ожидании съемщика. Сам я из Сент-Неота и никогда здесь не бывал, пока не стал служить у сквайра, но мне говорили, что в старину в трактире «Ямайка» всегда имелись хорошее угощение и добрая компания, в доме жили дружелюбные, веселые люди, и всегда находилась постель для проезжего путешественника. В былые времена там останавливались дилижансы, чего теперь никогда не случается, а раз в неделю съезжались охотники. Мистер Бассат был тогда еще почти ребенком. Может, все это еще вернется.
Мэри потрясла головой.
— Я видела здесь только зло, — ответила она. — Я видела только страдание и жестокость, и боль. Когда в трактире «Ямайка» появился мой дядя, он, наверное, накрыл своей тенью все, что здесь было хорошего, и все это умерло.
Их голоса понизились до шепота, и оба невольно оглянулись на высокие трубы, которые выступали на фоне неба, четко очерченные и серые под луной. Оба они подумали об одном и том же, но ни у кого не достало смелости первым завести речь об этом: у конюха — из деликатности и такта, у Мэри — из одного лишь страха. Затем, наконец, она заговорила голосом охрипшим и низким:
— С моей тетей тоже что-то случилось, я это знаю. Я уверена, что она мертва. Вот почему я побоялась идти наверх. Тетя лежит там, в темноте, на верхней площадке. Кто бы ни убил моего дядю, он убил и ее тоже.
Конюх откашлялся.
— Ваша тетя могла выбежать на пустошь, — предположил он. — Она могла побежать по дороге, за помощью…
— Нет, — прошептала Мэри, — она бы никогда этого не сделала. Останься тетя жива, она была бы сейчас внизу, в прихожей, сидела бы около мужа. Она мертва. Я знаю, она мертва. Если бы я ее не бросила, этого бы не случилось.
