Лиза Клейпас - Дорога на Рейншедоу
Между тем виноградник Сэма разрастался и процветал, и выдал две тонны урожая с акра по крайней мере на год раньше, чем ожидалось. Качество ягод, как гордый винодел сообщил Люси, обещало превзойти самые смелые надежды. На исходе лета в хозяйстве планировался первый разлив по бутылкам.
– Славное местечко, – заметил таксист, когда Рейншедоу-роуд вывела их к винограднику, пронизанному золотисто-оранжевыми лучами.
– Да, так и есть, – прошептала Люси, глазами впитывая дом цвета заката, с фронтонами и балюстрадами, позолоченными вечерней зарёй, и кусты роз и белые гортензии в кипени соцветий. И ряды лоз с тяжёлыми гроздьями. Воздух, врывавшийся в открытое окно автомобиля, нёс прохладу и свежесть океанского бриза, напоённого ароматами молодой и сильной виноградной лозы.
Конечно, она могла попросить Джастину или Цоэ забрать её из аэропорта, но, стремясь поскорее увидеть Сэма, не захотела ни с кем тратить время на разговоры.
Наверняка, думала она, посмеиваясь над собой, он не ожидает её досрочного возращения и вполне может оказаться в отлучке. Но на подъезде к дому Люси заметила знакомую фигуру Сэма, идущего от виноградника с бригадой рабочих. Улыбка растянула её губы, когда Сэм, увидев такси, прибавил ходу.
К моменту остановки машины Сэм уже был рядом и распахнул дверь. Прежде чем Люси успела сказать хоть слово, он выдернул её из такси. Вспотевший от работы на жаре, мужественный и разгорячённый, он накрыл её губы пожирающим поцелуем. За последние несколько недель Сэм нарастил ещё несколько фунтов мышц и до того загорел, что зелёно-голубые глаза сияли ярче, чем прежде.
– Ты приехала раньше, – пробормотал он, покрывая поцелуями её щёки и подбородок, и кончик носа.
– А ты не побрился, – захлебнулась смехом Люси и погладила колючую щеку.
– Я собирался привести себя в порядок для тебя, – сказал Сэм.
– Давай помогу тебе принять душ, – и, поднявшись на цыпочки, Люси прошептала в самое ухо: – Позабочусь о твоих труднодоступных местечках.
Сэму пришлось ненадолго отпустить её, чтобы заплатить таксисту. И потратить ещё несколько минут, чтобы попрощаться с ухмыляющимися рабочими и сообщить им, что не покажется до завтрашнего полудня.
Занеся в дом чемодан Люси, Сэм взял её за руку и повёл наверх.
– Ты приехала на два дня раньше по какой-то особой причине?
– Ну, мне удалось закончить дела и упаковаться немного быстрее, чем я планировала. А когда я позвонила в авиакомпанию, чтобы улететь другим рейсом, с меня даже не взяли денег за замену авиабилета, потому что я сослалась на чрезвычайную ситуацию.
– Что за чрезвычайная ситуация?
– Я сказала им, что мой парень обещал сделать мне предложение, как только я доберусь до Пятничной гавани.
– Это не чрезвычайная ситуация, – фыркнул Сэм.
– Чрезвычайной является ситуация, которая требует немедленных действий, – просветила его Люси.
Сэм задержался на лестничной площадке для очередного поцелуя.
– Так ты собираешься? – стояла на своём Люси.
– Сделать тебе предложение? – Она губами почувствовала его улыбку. – Не раньше, чем приму душ.
* * *
Люси проснулась на рассвете. Её голова лежала на твёрдом мужском плече, нос щекотали волосы на груди, в которую она уткнулась. Тёплые руки Сэма легонько поглаживали, заставляя поёживаться.
– Люси, – прошептал он, – не думаю, что смогу позволить тебе оставить меня снова. Тебе придётся взять меня с собой.
– Я не собираюсь уезжать, – тихо ответила она, скользнув ладонью на середину его груди. Обручальное кольцо сверкнуло в утреннем свете, разбросав по стене танцующие блики. – Я поняла, где мне следует быть.
Люси теснее приникла к Сэму, его сердце сильно и ровно билось под её рукой, и ей показалось, что они, как пара дальних звёзд, притянуты на общую орбиту силой, которая превыше удачи, или судьбы, или даже любви. Не существовало названия для чувства, соединившего их... но она была им переполнена.
Пока Люси лежала, погружённая в счастье, и размышляла о безымянных чудесах, стёкла в ближайшем окне потихоньку выбрались из деревянной рамы, изменили очертания и стали пронзительно синими.
И если бы какой-нибудь прохожий глянул в этот ранний час в сторону залива, то увидел бы стайку танцующих лазурных бабочек, воспаряющих в небо от белого старинного дома в конце Рейншедоу-роуд.
Примечания
1
ДОЖДЕВАЯ ТЕНЬ – засушливая область на подветренной стороне горного хребта. Конденсация и выпадение осадков происходит обычно на наветренном склоне.
2
В Италии есть остров Мурано (итал. Murano), один из крупных островов Венецианской лагуны, давший имя драгоценному стеклу, известному также и как венецианское.
Когда-то бенедиктинские монахи решили делать особые стеклянные сосуды для своего знаменитого ликёра. Их способ, объединившись с традициями венецианских стеклодувов, стал основой производства муранского стекла. Вскоре ремесло стало настолько прибыльным и популярным, а стеклодувов в Венеции стало так много, что в 1291 году городской совет решил вынести мастерские по производству украшений на остров Мурано, чтобы уберечь секреты мастеров от конкурентов и избавиться от пожаров, которые могли быть вызваны раскаленными горнами мастеров. Стеклодувы получили неслыханные привилегии, их дочерям даже не возбранялось сочетаться браком с венецианцами голубых кровей. Но вот выезд с острова был строжайше запрещён. Впрочем, некоторые тайны всё равно были раскрыты – так, Людовик XVI сумел заполучить рецептуру изготовления зеркал.
Любое изделие из венецианского стекла уникально, потому что абсолютно уникально и само стекло. Это высокое искусство, плоды которого несут в себе тепло человеческого дыхания и прикосновение рук. Всё здесь изготавливается вручную: мастер набирает жидкое стекло на грушевидный конец специальной трубки и начинает дуть в неё, придавая изделию нужную форму. Существует огромное разнообразие способов декорирования стекла: стеклянная вить или филигрань, техника пулегозо, кракелаж и многие другие. Таким образом, мастера получают очень гладкое и чистое стекло, при желании цветное или прозрачное, с будто «кипящими» пузырьками внутри или мелкими трещинками снаружи.
3
Миллефиори (букв. с ит. "mille fiori" - «тысяча цветов») – вид мозаичного (непрозрачного) стекла, характеризуемого особенными декоративными рисунками. Известное ещё древним римлянам, а потом забытое, это стекло было возрождено в XIX веке всё теми же муранскими мастерами.
