Анна Малышева - Отравленная жизнь
Прошел час, она выпила еще чашку кофе и достала сигареты. За соседним столиком сидела шумная компания – сплошь мужская. Лариса видела, что ее разглядывают, и ей казалось, что до нее даже долетают циничные оценки ее внешности – какая у нее грудь, какие ноги, какое лицо… Она никогда много не пила, но сейчас ей хотелось напиться.
Останавливала одна мысль – она за рулем.
Через полтора часа Лариса заказала ужин и еще сто граммов коньяку. Она решила оставить машину на стоянке на ночь и домой отправиться на такси.
Лариса уже поняла, что Саша, скорее всего, не поверила ей и уже не придет. «Неужели я так похожа на убийцу? – думала она, принимаясь за жареного цыпленка. – Ну, что ж… Тем хуже для меня. Однако Денис оказался рыцарем! Я не ночевала дома, а он явился к девушке и начал ее шантажировать, просил меня не выдавать! Интересно, ему-то какой расчет просить за меня? Честь семьи? Глупости, пустые слова для меня и для него. Никакой семьи у нас нет, а значит, чести тоже. Любит меня? Жалеет?»
Лариса тихонько рассмеялась. Она сама не заметила, как напилась, и все казалось смешным и простым. Смеяться хотелось над всем: над трусливой художницей, над мужем, над Иваном, над собой. В кафе вошла девушка в коротком черном пальто и пестром берете. Девушка была похожа на Сашу, но это оказалась не она.
Лариса встала и пошла к выходу. Она шла и твердила про себя, что ей все осточертело. И какая теперь разница, будет она давать показания или нет? Хорошо, она их даст! И напрасно Денис просил за нее, она в этом не нуждается. «Да как он смел! – твердила про себя Лариса. – Кто он мне такой? Муж? Ничего, скоро он им не будет даже по паспорту… Пусть женится на Светлане, она с Украины, ей позарез нужна московская прописка…»
Она понимала, что напилась. Она плохо переносит алкоголь. А сейчас ей море по колено, и самое разумное – взять такси и попросить отвезти ее к родителям. На миг ей стало так жаль себя, что Лариса едва не расплакалась при всех.
На улице Ларисе стало легче. Она стояла у дверей кафе, ничего не различая перед собой, перекинув через локоть шубку, слушая, как с крыш непрестанно срывается капель. Глаза щипало, голова болела, и Лариса списала все это на внезапное потепление. Она уже подошла к бровке тротуара, готовясь остановить машину, но вспомнила о том, что родители ждут не дождутся, чтобы продолжить воспитательный процесс, и ей стало обидно: «Я, в конце концов, давно взрослая! Почему я всю жизнь кого-то слушалась? Хватит, пора жить своей жизнью… И ничего я не боюсь! Пусть обвиняют в убийстве, как-нибудь оправдаюсь!» Ей вдруг стало хорошо и весело. Лариса прекрасно знала, что сейчас она просто переступает некий порог – она всегда пьянела по одному и тому же сценарию. Сперва – возбуждение, потом – уныние, прилив темных мыслей, тошнота… И вдруг – озарение, веселье, удивительная легкость. «Если я добавлю, то очень пожалею», – подумала она, оглядываясь на двери кафе. Ее взгляд упал на тот столик возле окна, где она только что сидела. Он все еще был не занят. И это будто подтолкнуло ее. Лариса вернулась, снова сдала шубку в гардероб и, зажав в руке номерок, решительно двинулась к своему столику у окна.
– Сто пятьдесят коньяку, – сказала она официантке, которая, завидев ее на прежнем месте, заулыбалась. – Такая паршивая погода… Я решила посидеть еще.
И официантка согласилась, что это было единственное верное решение в данной ситуации.
* * *Если бы Лариса знала, почему Саша не пришла на встречу, быть может, она лучше бы держала себя в руках. Если Саша и боялась ее, то уже совсем немного. Куда сильнее, чем страх, было любопытство – девушке очень хотелось увидеть Ивана Корзухина. Она тщательно подготовилась к встрече – вымыла голову, погладила свое любимое платье – длинное, широкое, из пурпурной шерсти. Саша купила его в Питере, в секонд-хэнде. Как правило, она одевалась именно в стиле таких магазинов.
Мать ругала ее за это, высказывала, что у Саши невыносимо богемный вид, никакой женственности!
Но у Саши давно уже были свои представления о красоте и удобстве.
Саша как раз занималась подкрашиванием губ и пыталась с помощью спички извлечь из тюбика остатки малиновой помады, когда зазвонил телефон.
Досадливо поморщившись, она взяла трубку:
– Да, слушаю?
Услышав ответ, она так растерялась, что довольно глупо замолчала, вместо того чтобы сказать «добрый вечер». Звонила Юлия Борисовна. Она говорила очень весело и приветливо, будто не помнила, как холодно рассталась со своей бывшей ученицей.
– Сашенька, голубушка, – немного жеманно сказала Юлия Борисовна. – У меня для тебя есть небольшой сюрприз.
– Да-а-а? – наконец выдавила Саша. – Но я вообще-то ухожу… Извините, может, я вам перезвоню вечером?
«Ни за что не перезвоню, – подумала она, не переставая удивляться. – И что это она обо мне вспомнила? Неужели совестно стало? Не верю. Она не из таких». А Юлия Борисовна будто не слышала ее слов, продолжала:
– У меня есть очень интересное предложение. То есть для тебя, Сашенька, это должно быть интересно. Я знаю, что у тебя с деньгами плохо, у всех плохо… Ну, на одну-то хватит.
– О чем вы? – Саша нетерпеливо посмотрела на часы. Ей нужно было выйти через десять – пятнадцать минут. – Я ничего не собираюсь покупать.
– Даже картины своего любимца? – кокетливо переспросила та.
И когда Саша резко переспросила, о чем это Юлия Борисовна говорит, та сказала, что у нее есть картины Корзухина. И добавила:
– Между прочим, выбор большой. Картин около десяти. Будешь смотреть?
Наверное, у Саши очень сел голос, потому что Юлия Борисовна не сразу разобрала, что девушка сказала «да». Тогда женщина намекнула, чтобы Саша поторопилась, потому что могут найтись другие покупатели.
– Приезжай прямо сейчас, – решительно сказала Юлия Борисовна. – Или ты куда-то собиралась?
Мне так послышалось?
Но Саша уже справилась со своим голосом и сказала, что, конечно, приедет прямо сейчас. Положив трубку, она уставилась на тюбик из-под помады, который все это время вертела в пальцах. Начала его раскручивать и вдруг отбросила:
– Да не все ли равно!
Ей уже было ясно, что Корзухина она сегодня не увидит. Вернее, увидит, но только образно говоря. Саша очень хорошо помнила то, что сказал ей следователь. Все картины были украдены в тот вечер, когда погибла Нина Дмитриевна. Все до одной – не осталось ни одного наброска. «Может, это те самые? – спрашивала себя Саша, выбегая в коридор и застегивая куртку. – А если все-таки другие? Да откуда взяться другим, у него же никто ничего не покупал! И Юлия говорит – большой выбор!» Ее трясло, и она с трудом находила пуговицы. Наконец, плюнув на застежку, она схватила с вешалки шарф и выбежала на улицу, сжимая в руке деньги на такси.
