Патриция Макдональд - За все надо платить
Кили встала и выплеснула остывший чай в раковину. Потом поднялась наверх и на цыпочках подкралась к двери Дилана. Дверь была приоткрыта на пару дюймов, внутри было темно и тихо. Она осторожно заглянула в комнату. В темноте смутно виднелась его голова на подушке и очертания тела в трикотажном тренировочном костюме. Босые ноги высовывались из-под шерстяного пледа, который для него связала Ингрид.
«Вот и хорошо, — подумала Кили. — Он спит».
— Мам?
Кили вздрогнула.
— Привет, милый, — прошептала она. — Прости, что я тебя разбудила.
— Ничего, — сказал Дилан. — Я не спал.
Кили помедлила в дверях.
— Тебе что-нибудь нужно? Может, ты проголодался?
Он ничего не ответил, и она вошла в комнату.
— Дилан?
— Ничего мне не надо! — огрызнулся он.
Ее неприятно кольнула нетерпеливая нотка, прозвучавшая в его голосе: его как будто раздражало все, что она делала. Можно было подумать, что в их отношениях ничего не изменилось, что они ни на йоту не стали ближе друг другу, чем прежде.
— В чем дело, Дилан? — спросила она. — Что случилось?
— Почему тебя так долго не было?
Кили начала придумывать ответ, но тут же сообразила, что опять совершает прежнюю ошибку, которую поклялась не повторять: обращается с ним так, словно ему нельзя доверить правду.
— Ну, я… я долго ждала этого человека, но он так и не пришел. Тогда я поехала домой. Какой-то водитель ехал за мной. И он… В общем, мы чуть не попали в аварию. Моя машина сорвалась с насыпи. Пришлось вызывать буксир.
Дилан сел в постели.
— Как это произошло?
Кили закусила нижнюю губу, раздумывая, как много она может ему рассказать.
— Что случилось, мам? — не отставал Дилан.
— Я не хочу тебя расстраивать, Дилан. Ты только что вернулся домой и ты…
— Расскажи мне.
— Тот другой автомобиль… столкнул меня с дороги. — Дилан ничего не сказал. В темноте Кили не видела его лица. — Понятия не имею, чем я его спровоцировала. Но, должно быть, я что-то сделала, потому что… Я спокойно ехала по дороге, ни о чем не подозревая, а в следующую минуту он толкнул меня сзади своей машиной. Дорога была скользкая, и, не успела я что-либо понять…
— Он мог тебя убить, — подытожил Дилан.
— О нет, не говори так, родной мой. Все было не так уж страшно.
— Но это могло случиться!
— Нет, не могло, — решительно возразила Кили.
С минуту Дилан молчал, потом холодно проговорил:
— Ну а если бы ты все-таки умерла?
— Не говори глупости! — возмутилась она. — Я не собираюсь умирать.
— Почему это глупости? Папа же умер.
Кили отметила, что он не упомянул о Марке.
— Я не то хотела сказать, — начала оправдываться она. — Конечно, это не глупости, и я понимаю, что ты тревожишься. После всего, что тебе пришлось пережить, это совершенно естественно. Но, Дилан, ты же знаешь, что папа… сам ушел из жизни.
Дилан машинально потянулся к бинту на шее, а Кили вспомнила слова доктора Стоувера о том, что после смерти Ричарда в душе у Дилана накопилась так и не выплеснувшаяся наружу боль. «Сейчас не время», — тотчас же подумала она, но вынуждена была признать, что просто пытается избежать тяжелого разговора. Разве когда-нибудь настанет подходящее время?
Она подошла к его кровати и села на край.
— Мы с тобой почти не говорили о смерти папы, — начала она.
— Нет, говорили, — тут же заупрямился он.
— Ты был тогда совсем еще маленький. Ты его нашел… это было ужасно, я понимаю. Мне следовало уже тогда найти кого-то, с кем ты мог бы поговорить. Кого-то, кто мог бы помочь тебе профессионально. Я сама пыталась тебе помочь, но, как видно, у меня ничего не вышло.
— Я не хочу об этом говорить, — сквозь зубы процедил Дилан. — Зачем ты опять в этом копаешься?
— Я просто хочу быть уверена, что ты понимаешь, Дилан. Смерть папы… не имеет к тебе никакого отношения. Он тебя очень любил. Он не хотел покидать ни тебя, ни меня. Ты же знаешь, это все из-за мигреней. Он так тяжко страдал…
Ответом ей было гробовое молчание.
— Ты, наверное, всех деталей уже не помнишь, но вся его жизнь стала сплошной пыткой. К каким только докторам он ни обращался, каких лекарств ни перепробовал! Ничего не помогало. Приступы стали следовать один за другим почти без перерыва. Он ни в чем не находил облегчения. Он просто не мог этого выдержать. Не знаю, сумела ли я тогда толком тебе объяснить…
— Ничего ты мне не могла объяснить! — полузадушенным шепотом проговорил Дилан. — Ты ничего не знаешь!
Это обвинение поразило ее.
— Дилан!
— Извини, — пробормотал он. — Забудь.
— Нет уж, этого я не смогу забыть при всем желании. Почему ты это сказал?
Дилан снова долго молчал. Кили ждала.
— Мне не следовало так говорить… — наконец пробормотал он.
— Но ты сказал!
— Давай больше не будем об этом. Я просто не хочу.
— Прости, но мы слишком долго не говорили об этом, и ничего хорошего не вышло. А теперь, если тебе есть, что сказать мне, говори прямо. Если ты винишь меня, говори, не стесняйся. Я не буду на тебя сердиться. Честное слово.
Опять он замолчал надолго, а когда заговорил, его слова стали для нее полной неожиданностью.
— Я кое-что от тебя скрыл, — признался Дилан. — Это насчет папы.
Волосы шевельнулись у нее на затылке.
— Правда? — спросила она, стараясь говорить спокойно.
— Ты мне никогда не простишь!
Кили покачала головой. Удары сердца оглушительно отдавались у нее в ушах.
— Ты меня плохо знаешь, — сказала она.
— Это случилось… когда папа умер.
— Что случилось?
Дилан беспокойно заерзал, словно вязаный плед вдруг стал раздражать его кожу. Кили заставила себя ждать молча, не торопя его. Он хотел поделиться с ней чем-то важным, и она должна была его выслушать, хотя ей было страшно.
— Ты меня убьешь, — сказал он.
— Вот уж это вряд ли, — улыбнулась Кили. — Я же только что вернула тебя домой. — Увы, ее попытка пошутить позорно провалилась: даже ей самой была слышна дрожь в собственном голосе. — Но теперь ты у меня не сорвешься с крючка. Слишком многое поставлено на карту.
Дилан помедлил.
— Он оставил записку.
— Записку? — Кили изумленно взглянула на него.
— Ну… предсмертное письмо. На компьютере. Я его стер.
Слезы навернулись на глаза Кили. Она вспомнила день самоубийства Ричарда так ярко, словно это было вчера.
— Дилан… — Она ошеломленно смотрела на него.
— Я так и знал, что ты разозлишься.
«Не смей! — скомандовала она себе. — Не смей его бранить за то, что он сказал тебе правду. Ему надо было избавиться от этой ноши». Но она не выдержала и выпалила вслух:
