Светлана Успенская - Посмертная маска любви
Я колупнул ногтями стену… От нее отвалился приличный кусок, рассыпавшийся в руках мягкими влажными комками. «Земля», — постепенно дошло до меня, и не могу сказать, что я сильно обрадовался, совершив это открытие. Короткая цепочка логических рассуждений вела к выводу, что я нахожусь в каком-то подвале или колодце, что я еще жив, не очень голоден, но очень сильно избит и потому не в лучшей физической форме.
Как я сюда попал? Обрывки недавних событий, скачущие в голове как диафильмы, напомнили мне связанную Кэтрин, драку с гантелями, четверых питекантропов в черной «Волге», и в мозгу сразу всплыл тошнотворный запах бензина. От таких воспоминаний меня чуть не вырвало.
Значит, эти дурни притащили меня и бросили в подвал. По всей видимости, я в гостях у их главаря, Рэма. То бишь у Рината. А может, не у Рэма, а, наоборот, у Касьяна? Узнал, подлюка, что я связан с близнецами, и решил меня к ногтю прижать. Из наших-то осталось всего ничего, больше ему не на ком отыграться. Но зачем я-то ему нужен? Разве что по старой памяти, отомстить за тот случай на чердаке. Но и это вряд ли… Скорее уж Рэм на меня зубы точит.
Во всяком случае, меня бросили сюда дожидаться чести быть представленным главарю бандитов официально. И вот, сидя на мокрой земле, я трепетно ожидаю аудиенции у его величества, короля волгоградской ОПГ, который по совместительству рисует голых баб. Интересно, неужели эти гориллы помогают ему еще и в живописи? Например, подсказывают цветовое решение или поставляют натурщиц с Тверской…
Кажется, предстоит небольшая прочистка мозгов… Я пошарил в карманах. Что у меня есть для самообороны? Руки нащупали свернутую в восемь раз газету и ручку. В другом кармане я обнаружил своего потрепанного дракончика. Отлично, как говорится, то, что доктор прописал! Зажигалка мне сейчас необходима, как луч света в темном царстве.
Пламя вырвалось из пасти дракона и осветило круглые стены, блестящие от воды, и неровный пол. Теплые отблески огня отразились в лужицах под ногами. Я поднял зажигалку повыше — агатовое горло трубы уходило вертикально вверх и заканчивалось черной дырой где-то высоко над головой. Нащупав ногой кочку повыше, я встал на нее, вытянув руку, как легкоатлет с олимпийским огнем, — но безрезультатно, все тот же непроглядный мрак над головой.
Ну точно, они бросили меня в колодец! Вот придурки, подумал я. Интересно, как они будут меня доставать отсюда, чтобы отбуксировать на допрос, или как там у них называется?.. Ну, короче, должны же они меня поспрашивать, зачем и по чьему приказу я засунул взрывное устройство под задницу их главарям! Может быть, они кинут мне вниз веревочную лестницу, и я должен буду как идиот карабкаться по ней? Ну нет, фиг вам, не буду. Мне и здесь хорошо! Тихо и комары не кусают. А если эти типы полезут за мной, чтобы доставить силой, то я с удовольствием перебью их поодиночке. Правда, это не избавит меня от нелицеприятного разговора с их боссом.
Я сел на кочку и задумался. Надо выбрать тактику защиты. Глупо запираться, конечно, лепить, что взрывное устройство под машину подложил не я, — любое сличение видеозаписи с оригиналом даст безусловно положительный результат. Тут-то они меня и подвесят за яйца! Да, как говорит Жириновский, однозначно — отрежут хвост по самые уши… Пока есть время на раздумья, надо придумать легенду, по чьему заказу я все это совершил. Но самое ужасное, что они уже знают про Кэтрин…
Кэтрин… Что сейчас с ней? Где она? Меня захлестнула волна щемящей тревоги. Неужели они ее пытали? Били — это точно, порванная блузка и все такое… Я вспомнил испуганное лицо, ужас, застывший на самом дне ее глаз, и чуть было не закричал от ярости и бешеного желания вырваться из западни. Что сейчас с Кэтрин? Что с ней? В ноющих от боли висках пульсировала тревога. Эта тревога мешала мне сосредоточиться, выбивала из колеи. Кэтрин — вот мое самое слабое место. Кэтрин — они сделают со мной все, что угодно, и я даже не пикну.
Хорошо бы узнать, кто меня сейчас охраняет… Наверное, кто-то из этих питекантропов с деревянными кубиками вместо голов. Ну и кулаки у них… Вспомнив их мастерские удары в солнечное сплетение, ласковые поглаживания по почкам, нежные вправления нижней челюсти, любящие тумаки по голове, я тихо застонал. Если они так же обращались с Кэтрин, я их убью!..
В тяжелых раздумьях прошло часа четыре, не меньше. Время я не мог определить — часы намертво застыли на двух сорока пяти, стекло пошло расходящимися лучиками. Как показывает жизненный опыт, перед дракой лучше снять часы и положить их во внутренний карман, жаль только, я редко прислушиваюсь к жизненному опыту. В темноте же, обступившей меня как липкое душное покрывало, времени не существовало вообще. Оно расползалось под руками, как клочья гнилой ткани, оно то растягивалось в бесконечные секунды, то сжималось, постукивая в такт ударам сердца. Хоть бы проблеск света над головой, хоть бы какое шевеление наверху — но все глухо, Ни шороха, ни шепота, ни шелеста, только мое собственное сопение, шум крови в висках и темнота.
Примерно часов через шесть сидения на холодной кочке, от которой мои брюки и соответствующее место стали невыносимо мокрыми и окоченевшими, во мне начала подниматься тихая паника… Они что, не собираются меня допрашивать? Зачем тогда я здесь торчу, черт побери? А кормить меня, они что, тоже не собираются? Может быть, они думают, что я до сих пор в отключке, и поэтому не торопятся с ужином? А я ведь могу похудеть в этой пещере!
Я задрал голову к предполагаемому отверстию в колодце и крикнул:
— Эй, вы, там, наверху! Э-ге-ей!
Эхо ответило мне моим собственным голосом, и от его троекратного «ей-ей-ей», прокатившегося от отверстия вверху до пола, мне стало жутко.
— Алло, гараж! — крикнул я, сложив ладони рупором. — Эй, вы, там, наверху! Крот, зови начальника, сдаваться хочу! Где мой лучший друг, товарищ и брат Рэм?! Отведите меня к нему, я хочу исповедаться в грехах!
Глухое презрительное молчание.
— Алло, ребята! Кончай, в самом деле! — надрывался я. — Пожрать киньте! В туалет выпустите! Дайте узнику произнести последнее слово! Эгей! Алло!
Далее я перешел на непарламентарные выражения, сопрягая их в невыразимо виртуозных комбинациях, но все мои стилистические потуги остались без внимания. Только ватная пронзительная тишина и чернильная темнота находились со мной в сыром колодце.
— Козлы! Уроды гипсовые! Отрыжки пьяного бомжа! — наоравшись, с тихим негодованием заключил я, усаживаясь обратно на свою кочку, давно сформировавшуюся из сырой глины точно по форме моей задницы. — Грязь под ногтями свиновода!.. Даже воспитанники дома умственно отсталых — Спинозы по сравнению с этими придурками! Гнусные ублюдки из семей хронических олигофренов! Одна извилина у них — и та ниже спины! Мозги из низкосортного железобетона — и тех недодали наполовину!..
