Татьяна Полякова - Судьба-волшебница
– Это тебе за Гору. – И пошла к двери.
Взгляд мой упал на спортивную сумку, стоявшую возле открытого люка в подпол. Изменив траекторию движения, я подхватила ее, охнув от неожиданности: сумка большая, и вес у нее оказался немалый. Уже возле входной двери я обернулась: подружка с Германом лежали, будто обнявшись, точно в детстве, когда мы дурачились, затевая возню на полу. Удивляясь своему спокойствию, я вышла из квартиры, сняв бахилы, закинула сумку на плечо. На ходу достала мобильный и набрала номер:
– Здесь какой-то странный шум… похоже на выстрел…
Я назвала адрес, пересекая двор, и тут увидела машину Левандовского. Он гостеприимно распахнул дверь, я взгромоздила сумку на переднее сиденье, а сама села сзади, перегнулась, расстегнула молнию, и мы дружно присвистнули.
– Вот и на кофе наскребли, – сказал Марк Владиславович при виде аккуратно сложенных пачек банкнот приятно зеленого цвета. И тут же сурово нахмурился. – Тебе что делать велели?
– Ничего, – огрызнулась я.
– Правильно. Кой черт тебя сюда понесло?
– Предлагаю дискутировать в другом месте, я полицию вызвала.
Он завел машину, а я рассказала о том, что произошло.
– Господи, – простонал он, когда я дошла до шифоньера. – Ты хоть понимаешь… – тут он махнул рукой. – Ты его, случаем, не убила? – через полминуты вновь забеспокоился ясновельможный.
– Очухается. Надеюсь, не сразу, и полицейские появятся раньше.
– Скажи, милая, это была женская месть?
– За то, что он меня когда-то уступил другому? – хмыкнула я. – Вообще-то не стоило этого делать.
– Само собой. Деньги заныкать решила?
– Они ворованные, – буркнула я.
– Сути это не меняет. Ты там, кстати, не очень наследила?
– Бахилы, перчатки… А ты здесь какими судьбами? Решил проводить Германа после его освобождения?
– Конечно.
– Дай отгадаю зачем… Хотел прижать его, чтобы он дал нужные тебе показания и ты смог вытащить из тюрьмы своего клиента…
– Я его и так вытащу.
Одной рукой он немного пошарил в сумке и извлек из-под банкнот черную кожаную папку, застегнутую на молнию.
– Не возражаешь? – спросил, повернувшись ко мне. – Тебе бабло, мне вот это.
– Не возражаю. Уверена, теперь тебя ждет блестящая карьера.
– Да я и без того не жаловался.
– А чего деньги не берешь?
– Я еще молодой, заработаю. Ты-то с ними что собираешься делать? – спросил он весело.
– Не знаю, – пожала я плечами. – Но если я теперь отнесу их в полицию…
– Наживешь кучу неприятностей, – кивнул Левандовский.
– Меня оправдывает то, что времени подумать не было, – проворчала я. – Какого лешего я взяла эту сумку?
– Да уж, головная боль тебе обеспечена.
– Есть идея, – хмыкнула я. – Поехали к Стасе.
По дороге я успела задать еще пару вопросов, так сказать, для полноты картины. Левандовский наблюдал за Германом с того момента, как того освободили, и очень скоро понял, куда он направляется. Намерения Купченко-старшего были ему на руку, самое подходящее место для разговора по душам. Однако Германа возле юдоли скорби выслеживал не только он, но и Ирка, она явилась на такси и тоже поспешила за Купченко, ясновельможному пришлось уступить пальму первенства даме. Он занял позицию возле дома, ожидая своей очереди. От безделья звонил мне раза три, а потом и Стасе, и уже начал беспокоиться. Мое появление произвело сильное впечатление, – собственно, он до сих пор под ним.
– Пани Зоська, вы опасная женщина, – хмыкнул он, останавливаясь возле моего подъезда.
– А ты меня не зли, и будешь жить долго и счастливо.
– Добавьте еще: беспокойно. Никогда не знаешь, что придет тебе в голову.
– Сумку бери, – буркнула я.
Стася, должно быть, увидела нас в окно и теперь стояла в дверях и улыбалась.
– Пан Левандовский, вы решили к нам перебраться? – кивнув на сумку, спросила она.
– Стася, хотите на историческую родину? – задала я свой вопрос. – Можете купить шикарный особняк в самом центре Варшавы, – с этими словами я открыла сумку, которую Левандовский бросил на пол.
Стася с интересом заглянула в нее и хмыкнула:
– Зоська, ты дура. Это ж мечта, а настоящая мечта всегда неосуществима. А что, других идей, куда деть деньги, у вас не нашлось? – Я пожала плечами, старушенция вновь усмехнулась. – Ладно, оставляйте. Буду держать их в ячейках банков и отпишу вам в завещании. Помру, все вам достанется. Пусть, кому надо, гадают, откуда они у меня взялись. – Тут она лихо подмигнула и добавила: – Кажется, это называется отмывать бабло.
Левандовский уехал почти сразу, сославшись на дела, Стася отправилась вместе с ним в банк, с первой партией денег, а я затосковала. Я приехала в этот город по просьбе старых друзей, теперь всех троих уже нет в живых, а бывший возлюбленный, скорее всего, окажется в тюрьме на долгие годы. Безрадостный итог. Но, если честно, еще большую боль вызывали мысли о Левандовском. Ясно, что с самого начала он преследовал свои цели, оттого и был рядом. И все его слова лишь упражнения в остроумии, за которыми ничего нет. Впрочем, он ничего и не обещал. Выходило неутешительно: я опять выбрала не того мужчину.
Тоска погнала меня на улицу, где я бродила до самого вечера, не обращая внимания на Стасины звонки, а направляясь к дому, твердо решила: завтра утром я уеду, звонить Левандовскому не стану, он, скорее всего, тоже не позвонит. Оно и лучше. Самое скверное, когда нечего сказать друг другу…
Стася выглядела недовольной.
– Где тебя носит? – спросила ворчливо.
– Прощалась с городом. Завтра уезжаю. Стася, дайте денег взаймы, слетаю в Австралию, взгляну на кенгуру, у меня отпуск, в конце концов.
– Начинается, – закатила она глаза. – Кстати, неужто твой родитель такой жмот, что дочери путевку купить не может?
– Я у папы принципиально денег не занимаю.
– А я взаймы принципиально не даю. Почто тебе Австралия? Ладно, ступай домой. Прятаться теперь вроде не от кого.
Слегка удивленная таким поворотом, я отправилась к себе. Вошла в квартиру и удивленно замерла: от порога шла дорожка из лепестков роз. Сердце скакнуло в поднебесье, а я ускорилась. Свет в гостиной не горел, зато полыхали два десятка свечей: на полу, на столе, на комоде. В кресле, посередине комнаты, сидел Левандовский, закинув ногу на ногу и держа в руке бархатную коробочку. С кольцом. В своем лучшем костюме и белоснежной рубашке.
– Что за страсть к дешевым эффектам? – презрительно спросила я.
– Ты самая красивая девушка на свете, – ответил он.
– А ты похож на торт ко дню рождения, только свечек чересчур много.
