Татьяна Корсакова - Ничего личного
– Он повез шефу, то есть Сергею Алексеевичу, важные документы и… не довез. – Егор закашлялся, ослабил узел галстука. – На железнодорожном переезде в двух километрах от дома его джип взорвался. Катя! Катя, ты в порядке?..
Мир завертелся, утратил привычную стабильность. Катя дернула дверцу и почти выпала из машины.
– Катя! – Силантьев рванул следом. – Тебе плохо?
Она зачерпнула пригоршню придорожного снега, вытерла им лицо.
– Я видела это… Я видела, как взорвалась его машина… А может быть… – Катя вцепилась в рукав Егора, заглянула ему в глаза. – Может быть, это не он?!
– Катя, – осторожно погладил он ее по волосам, – тело опознали.
– Как?! Как после такого чудовищного взрыва можно было что-нибудь опознать? Там же… там же одни фрагменты… – Она опустилась на снег и разрыдалась.
– Его опознали по этим… фрагментам. – Егор присел рядом, снова погладил ее по волосам. – Катя, ты должна смириться. Чудес не бывает, Андрея опознали по татуировке… по фрагменту татуировки его химеры. Я и Алексей Сергеевич опознали…
– Мне нужно посмотреть… самой убедиться!
– Не надо, Катя! Не надо, прошу тебя!
– А Сема? – Она вцепилась в ворот пальто мужчины крепко, мертвой хваткой, словно боялась, что он может оставить ее здесь, на обочине. – Что сказал Сема? Почему он допустил?!
– Семы нет в городе, он исчез. – В голосе Егора слышалось удивление, словно он сам никак не мог взять в толк, почему Сема исчез. – В тот же вечер. Его уже подали в розыск.
– Зачем Сему в розыск?.. – Ее била крупная дрожь, и слова получались ломаные, неправильные.
– Давай вернемся в машину, тебе нельзя переохлаждаться. – Егор почти силой поднял Катю с земли, подтолкнул к машине.
– Зачем в розыск? – переспросила она.
Егор уселся за руль, захлопнул дверцу, сказал бесцветным голосом:
– То, что случилось с Андреем, не было несчастным случаем. Его джип оказался заминирован. Понимаешь? Кто-то хотел его убить. И не спрашивай меня, почему. Я не знаю. Но ты, Катюша, готовься – тебя станут допрашивать. Мы сейчас все под подозрением, не только Сема. А в свете выяснившихся обстоятельств к тебе будет особенно пристальный интерес.
– Каких обстоятельств?
– Я сейчас отвезу тебя в больницу к Сергею Алексеевичу. У него случился сердечный приступ. – Егор избегал смотреть ей в глаза, рассеянно барабанил пальцами по рулю. – Будет лучше, если он сам тебе все расскажет…
* * *Он изменился, всего за сутки из ухоженного, поджарого мужчины превратился в дряхлого старика, скорее в тень себя прежнего. На лице, похожем на восковую маску, живыми оставались только глаза, такие же синие, как у Андрея…
– Здравствуй, Катерина. – Он говорил очень тихо.
– Здравствуйте, Алексей Сергеевич. – Катя коснулась его широкой ладони. Она должна была ненавидеть этого человека, но сейчас, перед лицом трагедии, сломившей их обоих, ненависть куда-то исчезла.
– Егор тебе все рассказал?
– Да. – Она вдруг поняла, что больше не находит в себе сил заплакать, что терзающую ее боль нечем гасить…
Алексей Сергеевич долго всматривался в ее лицо, словно хотел прочесть ответ на какой-то только ему одному известный вопрос. Катя ждала. Наконец он кивнул, устало прикрыл глаза, и она внезапно поняла, что ему тоже нечем гасить свою боль, что свои слезы он выплакал задолго до сегодняшнего дня.
– Я был плохим отцом и плохим дедом, – сказал дед, не открывая глаз. – Я не смог уберечь своих мальчиков. Хотя, видит бог, я очень старался. Андрей, он ведь до последней минуты считал меня своим врагом, а я всегда желал ему добра. Я хотел заставить его забыть свое прошлое, а он из какого-то глупого мальчишеского упрямства сопротивлялся. Как же меня это злило! Шрам, бритый череп, мотоциклы… Он чувствовал это и делал мне назло… Он не хотел забывать, кем он был, и не позволял забыть мне. Ты понимаешь, зачем я все это рассказываю? – Он открыл глаза.
Катя покачала головой.
– Я хочу, чтобы ты знала, каким человеком являлся твой муж. Ты ведь сбежала, когда узнала правду о его прошлом? Можешь не отвечать. Я уверен, что это была лишь часть правды, и не хочу, чтобы ты плохо думала о нем теперь… после его смерти. Это неправильно и нечестно по отношению к его памяти.
– Я не…
– Потом! – Он властно взмахнул рукой. – Сначала я расскажу тебе, каким на самом деле был мой внук, а потом ты будешь решать, как жить дальше.
Он рассказывал скупо, без эмоций – только голые факты, но Кате и этого хватило. Она не сомневалась, что плохо знает своего мужа, но даже подумать не могла, насколько плохо… И еще, она ошибалась, когда думала, что у нее не осталось больше слез…
– …Я могу лишь догадываться о том, что происходило между вами все эти месяцы. Думаю, много разного происходило, точно знаю одно – он любил тебя. Никогда ни одну женщину он так не любил. Наверное, это была не та любовь, которой ты ждала, но это лишь оттого, что Андрея никто не научил, как нужно любить. Я не научил…
Алексей Сергеевич долго молчал, а когда снова заговорил, Катя уже знала, что он скажет.
– А теперь я хочу поговорить о том единственном, что у меня осталось – о твоем ребенке, моем правнуке. Не бойся, я больше не стану повторять старых ошибок. В любом случае решение останется за тобой.
– Какое решение?
– На днях я оформил свою компанию и все дочерние фирмы на Андрея, решил, что он уже готов… Но он погиб, а ты его жена.
– Я не хочу! Мне не нужна ваша компания! – Катя встала, отошла к окну, в которое уже заглядывала черная декабрьская ночь. – Не такой ценой…
– Не торопись. Подумай о своем ребенке, о тех перспективах, которые у него появятся.
– О каких перспективах вы говорите?! – Катя сорвалась на крик. – О перспективе умереть в расцвете сил из-за этих чертовых денег?!
– Я дожил до преклонных лет.
– А Андрей не дожил! – Она уткнулась лбом в стекло.
– Бедные тоже умирают. А деньги – это свобода. Что стало бы с твоим племянником, если бы ты не нашла денег на операцию? Что может случиться с тобой или ребенком? Я стар, мне нужен покой и тихие стариковские радости. Кроме тебя, у меня никого больше нет. И да, я меняю деньги на правнука. Это честная сделка.
Еще одна сделка… Он ведь так ничего и не понял. Не понял, что нельзя измерить деньгами любовь. Или просто разучился любить просто так, ни за что?
– Теперь ты и твой ребенок наследники моего состояния.
Мысль, яркая и страшная в этой своей яркости, вдруг вспорола черноту ночи и Катино сердце заодно.
– Если я наследница, значит, мне выгодна эта… – Она не договорила, обхватила себя руками за плечи, а потом, собравшись с силами, продолжила: – Вы не боитесь, что это сделала я?