Мэри Стюарт - Не трогай кошку
Я спустилась с лестницы. Свет из спальни, проливаясь на площадку наверху, осветил лицо Джеймса. Оно казалось напряженным и бледным; глаза горели, как мне показалось, злобой. Как можно непринужденнее я сказала:
– Уже поздно. Как видите, я уже ложилась. Что вам нужно? Наверное, книги? Ну извините, они подождут до утра. – Я подошла к окну и стала задергивать занавески. – Эмори, включи свет, так лучше. Брука все равно здесь нет. Я говорила тебе, что отнесу его оценить. А остальные я хочу подержать несколько дней, если можно. А потом – добро пожаловать. Если вы хотели еще что-то обсудить, это может обождать. А раз здесь нет предмета вашего вожделения, я полагаю...
– И твоего тоже, – сказал Джеймс.
– Что?
Бросив занавески, я резко обернулась. Эмори тоже обернулся. По моим голым ногам пробежала мелкая дрожь, словно вздыбилась кошачья шерсть.
– Ты ждала Роба Гренджера. Она приняла меня за Гренджера, – пояснил Джеймс брату. – Она крикнула, что спальня готова, а потом вышла. Похоже на то.
– Роба Гренджера? – переспросил Эмори и пробормотал: – Так, так, так!
Тишина на два удара сердца, пока глаза обоих братьев смерили меня с головы до ног: распущенные по плечам волосы, расческа в руке, шлепанцы, запах шампуня, халат, из-под которого виднелся подол ночной рубашки.
Я подошла к камину, села в кресло и спокойно посмотрела на обоих.
– Да, Роба Гренджера! А теперь, если не возражаете, я бы попросила вас уйти. Он скоро придет, и всем будет лучше, если вас здесь уже не будет.
Джеймс медленно шагнул вперед. Похоже, он был потрясен. До меня вдруг дошло, что его действительно волновало: той ночью в саду он не просто выполнял план расторжения траста.
– Извини, Джеймс, – тихо проговорила я. – Что я могу сказать? Только то, что для меня это так же неожиданно, как и для всех, правда. Мне больше ничего не оставалось... ты знаешь, как я к тебе относилась в юности. Ну, не получилось. Оказывается, это был Роб Гренджер, все время, просто до сих пор я этого не знала. Знаешь, это как разлив Северна: сначала ничего не замечаешь, но потом наводнение смывает все на своем пути.
Эмори издал приглушенный звук, который можно было принять за смех, потом нетерпеливо проговорил:
– Слушай, Бриони, нам наплевать, что ты спишь с Робом Гренджером. Оставь это, близнец. Разве ты не видишь, это все здорово упрощает.
– Что упрощает? – спросила я. – Я не сплю с Робом Гренджером в том смысле, как ты это понимаешь. Сегодня утром мы поженились. Теперь тебе понятно, почему я забыла о приеме у Андерхиллов и почему хочу избавиться от вас обоих?
Конечно, это была бомба, хотя я не собиралась так ее бросить. Однако она не взорвалась, как я ожидала. Эмори шагнул вперед, и теперь они стояли по обе стороны кресла, глядя на меня. Хоть я и привыкла к их сходству – играла с обоими в детстве, – что-то было жуткое в этих одинаковых застывших жестких лицах.
Но я заметила разницу. Джеймс побелел, как бумага, он выглядел совершенно больным, словно в его душе что-то сжалось. Взгляд же Эмори таил незнакомое – что-то бесцветное и жестокое, прищуренные серые глаза ничего не выражали.
Я твердо сказала:
– Да, мы поженились. Это в самом деле произошло совершенно неожиданно. Я расскажу подробнее в другой раз. Мы вдруг узнали, как много значим друг для друга. Вот так... Вот.
Я перевернула руку на колене ладонью вверх, словно передавая им слово.
Пауза, казалось, затянулась навеки. Потом оба заговорили разом, Эмори быстро начал:
– Значит, сейчас он придет? Как скоро?
Джеймс обрел голос, но казалось, он говорит с трудом.
– Значит, ты собираешься остаться в Эшли? Здесь?
– Этот коттедж гораздо лучше, чем у него на ферме, – сказал Эмори.
Наверное, я разинула рот. Беседа принимала явно нелепый оборот, или так могло показаться, если бы не холодные глаза Эмори, направленные на меня, как на мишень, с таким выражением, словно быстрые мозги Эшли оценивали ситуацию, которой я пока не понимала.
– Нет, – сказала я немного резко, – не собираюсь. У меня есть еще новости для вас. Я бы все равно завтра сообщила об этом. Мы собираемся эмигрировать. Роб думал об этом уже давно, а сегодня мы обсудили это с мистером Эмерсоном. И я тоже хочу уехать. Так будет лучше всего, сами видите. – Я взглянула на Джеймса и попыталась улыбнуться. – Я говорила тебе, что мне нужно только время, чтобы мое будущее решилось само. И вот оно решилось. Так что, видимо, и ваши проблемы разрешены?
Джеймс не ответил. Его взгляд переместился с меня куда-то выше. Я посмотрела на Эмори. Братья молча советовались через мою голову, словно меня здесь и не было. Это всегда раздражает, но в данной ситуации меня это не на шутку встревожило.
Эмори проговорил:
– Можешь больше не волноваться, близнец.
Я приподняла брови:
– Разве это не касается вас обоих? Я хочу сказать, что готова расторгнуть траст. Я уже сказала это сегодня мистеру Эмерсону.
Ответа не последовало.
Моя сверхчувствительная антенна поймала какой-то мощный и требовательный сигнал, который не передать словами.
Глаза Джеймса были по-прежнему прикованы к брату. Эмори кивнул, потом улыбнулся мне:
– Ты должна простить нас, что мы вроде бы так стремились выжить тебя, но ты знаешь ситуацию. Конечно, это чудесное известие о трасте. Ну а раз все так хорошо для всех устроилось, мы можем тебя поздравить. И жениха, конечно, тоже.
Простые, обычные слова, даже добрые. Но я уловила в них нагловатую расчетливость, и мне было нечего ответить.
Джеймс избавил меня от такой необходимости. Он с прежней тревожной настойчивостью вел какую-то свою линию:
– Значит, ты продашь и полосу у коттеджа?
– Ну да, – медленно проговорила я. – Я еще не думала об этом, но почему бы и нет? Я не хочу, чтобы это стало какой-то помехой. Мы сюда не вернемся.
С лица Джеймса сошло напряжение, оно порозовело. Похоже, мне следует по-новому взглянуть на своего троюродного брата. Он не только страстно стремился обладать собственностью, но и жаждал моего отъезда. Эмори застолбил мои слова как обещание:
– Какая прекрасная новость! Это действительно отсрочка приговора, близнец.
– Отсрочка приговора? – переспросила я.
Эмори отошел и сел на край стола. Он словно тоже испытал облегчение и совершенно расслабился.
– Наверное, следует рассказать тебе, дорогая сестрица, что нас совсем приперло продать поместье, и как можно скорее. У нас есть заинтересованный перекупщик, но нам нужно все имение в собственность, с проездом к Пенни-Флэтсу. И время не ждет. Уважаемому отцу нашей дорогой мачехи самому вдруг понадобились деньги, и он потребовал часть капитала, вложенного в бристольское дело, вернуть в Испанию. Это как-то связано с брачными контрактами его двух младших дочерей – они по-прежнему называют это приданым. Чудачество, правда?
