Нора Робертс - Портрет смерти
Ева смерила взглядом обоих парней.
– А почему, Пибоди?
– Потому, сэр, что вы такая и есть. Если кто-то опорожнит свой мочевой пузырь на ваши шины, вы не станете давать ему пощечину. Просто открутите облегчившемуся яйца.
– Да. Именно так. А что я сделаю потом, Пибоди?
– Потом, сэр? Потом вы засмеетесь.
– Я сегодня еще не смеялась, так что с удовольствием сделаю это. – Уверенная в том, что ее транспорт останется нетронутым, Ева прищурилась и посмотрела на другую сторону улицы. – Насчет смеха было сказано неплохо, Пибоди, – сказала она у дверей клиники.
– Спасибо. Я подумала, что это позволит задать нужный тон… О боже! – Делия обвела взглядом просторную приемную. Тут яблоку негде было упасть. Бо́льшая часть больных выглядела так, что по сравнению с ними два подонка на улице казались бойскаутами, но все сидели смирно и ждали.
В холле было чисто. Свежая краска, ковер без единого пятнышка, вьющиеся растения… В отгороженной секции стояли детские стулья и лежали игрушки. Мальчик лет четырех методично колотил мальчика лет двух пенопластовым молотком по голове. Каждый удар сопровождался радостным «бах!».
– Неужели никто не остановит его? – громко спросила Ева.
– Зачем? Он просто выполняет свою работу. Старшие должны колотить младших. Например, в детстве мой брат Зак регулярно сверлил мне ребра пальцем. Я очень скучаю по нему, – объяснила ситуацию Пибоди.
– Тебе виднее. – Сбитая с толку Ева направилась к регистратуре.
Их провели в кабинет Луизы. Как бы ни расширялась клиника, личное помещение доктора Диматто оставалось маленьким и тесным. Благотворители могли не волноваться, что директор тратит их пожертвования на обустройство своего рабочего гнездышка.
Пока они ждали хозяйку, Ева проверила, не поступало ли сообщений на ее компьютер, стоявший в управлении, и разозлилась, обнаружив очень краткое послание Рорка.
В кабинет влетела Луиза. На ней был бледно-зеленый халат поверх джинсов и белой футболки. По халату стекала струйка чего-то белого, похожего на свернувшееся молоко.
– Привет, люди. Кофе! У меня есть десять минут. Выкладывайте.
– По-моему, на вас уже кое-что выложили. – Ева жестом показала на струйку.
– Подумаешь, младенец срыгнул… Сегодня у меня грудничковый день.
– Тьфу!
Луиза хихикнула и выхватила из автоповара свой кофе.
– Думаю, иногда вы приходите домой с пятнами куда менее симпатичного происхождения, чем безобидное грудное молоко. Ну, что? – Она села на угол стола и вздохнула. – Господи, как приятно сесть! Куда лучше секса… Чем могу быть полезна?
– Вы еще не забыли историю о двух убитых студентах?
– Я слежу за сообщениями средств массовой информации. Особенно за теми, которые выдает в эфир Надин. – Она подула на кофе и сделала глоток. – А что?
– У меня возникла гипотеза, что человек, который убил их, очень болен. Возможно, смертельно.
– Почему?
– Это сложно.
– У меня есть десять минут. – Она порылась в кармане халата и вынула красный леденец. – Попробуйте упростить.
– Есть старое поверье, что фотография будто впитывает в себя душу человека. Фотографируя, человек словно впитывает в себя энергию того, кого снимает. Думаю, убийца его усовершенствовал. Он говорит об их свете. Чистом свете. И о том, что теперь они принадлежат ему. Я могу попасть пальцем в небо, но вдруг он считает, что сможет выжить с помощью их света?
– Угу… – Луиза начала сосать леденец. – Интересно.
– Если он так считает, то можно сделать вывод: однажды убийца узнал, что жить ему осталось недолго. Разве вы, врачи, не называете доброкачественные и злокачественные опухоли тенями?
– Любое новообразование во время рентгеновского или ультразвукового исследования выглядит как тень или темное пятно.
– Это такие же изображения, как фотография, верно?
– Да, верно. Я понимаю, куда вы клоните, но не знаю, как вам помочь.
– Вы знаете врачей, а они знают других врачей. Знаете больницы и центры здоровья. Мне нужно знать, кто получал плохие новости за последние двенадцать месяцев. Можно ограничиться мужчинами от двадцати пяти до шестидесяти лет.
– Ничего себе задачка… – Луиза покачала головой и допила кофе. – Даллас, несмотря на противораковую вакцину, раннюю диагностику и эффективные методики лечения, существует множество людей с неизлечимыми и неоперабельными случаями. Добавьте к ним тех, кто по каким-то причинам отказывается от лечения – из религиозных соображений, страха, упрямства, невежества, – и окажется, что только на Манхэттене таких сотни, если не тысячи.
– Ничего, я сумею отсеять лишних.
– Может быть, но есть одна большая проблема. Она называется врачебной тайной. Я не могу называть имена. Ни один уважающий себя врач или целитель на это не пойдет.
– Луиза, он убийца.
– Да, но другие ни в чем не виноваты и имеют право на сохранение тайны. Конечно, спросить можно, только никто мне не ответит, а если и ответит, то я смогу сообщить вам эти сведения только в том случае, если буду не в себе.
Раздосадованная Ева вскочила. Тем временем Луиза достала из кармана второй леденец и протянула его Пибоди.
– Лимон. Спасибо, не буду.
– Без сахара.
– Все равно яд, – сказала Пибоди, но тем не менее взяла леденец и развернула обертку.
Ева шумно выдохнула и села.
– Скажите мне вот что… Какие злокачественные опухоли наиболее опасны?
– Еще один вопрос на засыпку. Если пациент сделал все нужные прививки, проходил обязательные ежегодные осмотры и выявил заболевание на ранней стадии, то я сказала бы, что это опухоль мозга. Пока опухоль не успела дать метастазы, раковые клетки можно убить, замедлить их рост, удалить, а при необходимости заменить пораженный орган. Но мозг заменить нельзя. Однако это всего лишь гипотеза, – добавила она, отставив в сторону пустую чашку.
– Вы могли бы поговорить со знакомыми специалистами? Этот человек вполне дееспособен, может планировать и выполнять сложные действия. Он находится в ясном уме и очень подвижен.
– Сделаю, что смогу. Но могу я очень немного… Мне пора возвращаться к своим прямым обязанностям. Кстати, я подумываю устроить небольшой обед в дружеской компании. Вы обе, Рорк, Макнаб и мы с Чарльзом.
– Гм-м… – выдавила Ева.
– Грандиозная мысль! Сообщите когда… Как поживает Чарльз? – после паузы добавила Пибоди. – Я давно с ним не разговаривала.
– Отлично. Очень занят, но кто из нас не занят? Я свяжусь с вами.
– Эй, а мне леденец?
Луиза засмеялась, сунула Еве конфету и убежала.
Выйдя из клиники, Ева подошла к машине. Наклонилась, проверила шины. Затем широко улыбнулась двум парням, все еще подпиравшим стену, и сунула леденец в рот. Она молчала, пока не отъехала на приличное расстояние.
