Душа в обмен на душу (СИ) - Семакова Татьяна

Я и так был готов, но её нежные пальчики до исступления доводят. Хотя, должен заметить, подлянку я так же не исключал. С этой женщиной надо быть настороже двадцать четыре на семь.

Оттягивает резинку моих трусов и резко отпускает, бережно придерживая рвущееся на волю хозяйство подальше от зоны поражения.

— Ай! — всё равно возмущаюсь, хлопая её по ягодице.

Хотя, заботу оценил.

— Через полчаса приедет визажист, я ещё не мылась, а по-быстрому ты не умеешь, — раскладывает всё по полочкам с улыбкой, быстро целует и орёт, закрыв мне уши ладонями: — Завтрак!

«Простая, как хозяйственное мыло» — хмыкаю мысленно, но забираю свои слова обратно, заталкивая их себе так глубоко в глотку, что становится нечем дышать, когда я вижу её при полном параде. В классическом белом.

«Моя королева!» — взрывается в голове праздничный салют в честь дня Победы. Моей личной, над превратностями судьбы.

Смотрю на неё с восхищением, рот приоткрыл, вот-вот слюна капать начнёт, а вслух и двух слов сказать не могу.

— Ну? — спрашивает, не выдержав моего молчания, нервно разглаживая несуществующие складки.

— Накапай корвалола, а? — отвечаю сипло, закусывая нижнюю губу с такой силой, что чувствую привкус крови во рту.

Закатывает глаза и протягивает руку, которую я не отпускаю до самого ЗАГСа.

Накануне у нас состоялся серьёзный разговор. Пожалуй, самый серьёзный за все годы знакомства, самый волнительный, самый слезливый (еле сдержался, мужик я или где, в самом-то деле), но тянуть и дальше было нельзя.

— Манюх, мне тебе сказать кое-чё надо… — начал трусливо, завернув её в плед и подогнав бокал красненького.

— Да по твоим приготовлениям и так понятно, — фыркнула презрительно, шумно отхлебнула, на пару мгновений блаженно прикрыв глаза, и выдохнула, широко распахнув: — Готова.

Только рот открыл, только речь собрался двинуть, как она подняла руку и пробормотала:

— Погоди…

Выпила залпом всё (а налил я от души), передёрнула плечами и добавила сипло:

— Теперь готова. Пока ты будешь мямлить как раз накатит.

— Не так давно у меня состоялся разговор с твоим бывшим… — начинаю туманно, пытаясь приблизить обещанное «накатит», а она распахивает глаза в безграничном удивлении. — Он позвонил, не я.

— Всё чудесатей и чудесатей… — пропевает немного нервно. — И что же?

— Короче, суть в чём… — всё-таки начинаю мямлить, а Машка подленько ухмыляться. — Он же свою в Израиль возил, ну, ты знаешь…

— Миш, давай к сути, меня в сон чё-то клонит, — бросает хмуро. — И плесни ещё, мне прям максимально не нравится такой заход. Андрей сказал, всё прошло благополучно, Лиза идёт на поправку, но, если он соврал, клянусь, я ему что-нибудь отрежу и даже не пытайся меня остановить…

Пока она тараторит, я подливаю винишка и формулирую мысль.

— Ты можешь выносить, — отрываю пластырь с кровоточащей раны, а она выплёвывает на меня всё вино, которое успела набрать в рот, чтобы освободить его для возмущённого возгласа:

— Чего?!

— Не чего, а кого… — бормочу, слизывая каплю с верхней губы.

А ничё такое. Беру бутылку и хлещу из горла, прикрыв глаза. Маша терпеливо ждёт объяснений и я говорю уже спокойнее, членораздельнее:

— Он хранил все твои выписки, каждый анализ, все до единой бумажки, вообще всё. Клиника, в которой ты лежала последней — шарлатаны. Заболевание это в природе существует, но к тебе оно не имеет отношения, судя по тем же анализам. Плюс генетический тест, который они провели, липа. У них даже оборудования нет… и профессионалы это сразу поняли, они там такой херни понамешали… К слову, Андрюха с удовольствием накрыл всю контору, привлёк связи, поднажал, где надо… в общем, дело уже у прокурора. Так вот, израильские спецы сказали, что нужна лишь грамотная поддерживающая терапия. Риск выкидыша есть, сто процентов гарантию никто не даст, но, в целом, прогноз весьма обнадёживает.

Она молчала так долго, что от напряжения у меня начал подёргиваться глаз.

— Андрей вернулся два месяца назад, — говорит глухо, тихо.

— Ага, — брякаю, глядя на низкий столик.

Карандаши аккуратно собраны в коробку, на альбоме её каракули — тщетная попытка приобщить пацанов к искусству. Гораздо прикольнее было исчиркать диван, сломать все грифели и предпринять попытку засунуть их в нос. Машка ворчала, оттирая их художества, а я поржал. Классно было.

— И он сразу рассказал тебе… — продолжает вяло.

— Ага…

— И ты не сказал мне, потому что?..

Перевожу на неё взгляд и сердце сжимается. В глазах слёзы, нижняя губа дрожит и готова отпасть к полу в любую секунду. Точно пошлёт… на одной смазливой мордахе больше выезжать не получится. Ну, и что я буду без неё делать?

Беру ситуацию под контроль, пододвигаюсь, хватаю её за ногу, преданно заглядывая в её мутные от вставших слёз глаза, говорю с виной, с запалом:

— Потому что люблю тебя, Маш!

— Хороша любовь, раз от меня ты детей не хочешь! — бросает мне в лицо с обидой, моргает, злые слёзы по щекам катятся.

Ставит бокал на пол и тянется к кольцу с явным намерением его снять и швырнуть мне в лицо.

— Эй-эй, сдурела?! — перехватываю её руки с круглыми от возмущения глазами. — Я не хочу? Это тебе голоса в твоей голове сообщили?!

— Не вижу другой причины утаивать, — отвечает спокойно, на меня не смотрит и продолжает настырно и медленно освобождать свои руки.

— А как тебе такая? — уточняю ехидно. — Прости, Миша, поищу себе мужика без обременения!

Она замирает и переводит на меня гневный взгляд.

— Это ты ща моих детей обузой назвал? — уточняет деловито, выгнув правую бровь дугой.

Молчу и стоически пытаюсь не всплакнуть.

— Это ты сейчас так говоришь, а два месяца назад… — отвечаю ворчливо, стыдливо потупив взор, и тут же получаю качественный пинок. Спасибо, что не по яйцам.

Наступает тишина, которую я не решаюсь прервать.

— Я в последний раз чуть коньки не отбросила… — говорит задумчиво, поднимая свой бокал с пола и делая крошечный глоток. — И, в целом, у меня есть всё…

— А мне страшно до чёртиков тебя потерять, — выговариваю быстро и честно.

— Поженимся и обсудим, идёт? — Маша нерешительно улыбается, а я киваю:

— Идёт.

Выдыхаю и падаю головой на её колени.

Хер ли там обсуждать?

Свадебное путешествие мы не планировали, но, вылазку по проторённой Кириенко дорожке сделали. Бабок сольём немерено, но я как будто ради этого всю жизнь и впахивал.

Три месяца подготовки, уколы, от которых задница моей королевы приобрела благородный голубоватый оттенок, адовые перепады настроения, причём, не только у меня, но и у неё, от гормонов, клиника уже в Москве (тоже не ближний свет, но можно добраться без опасного перелёта), стаканчик в руку и предложение проследовать в уютный кабинетик для сдачи биоматериала.

Прохожу, представляю, сколько мужиков там тем же самым занимались, беру телефон и звоню по видео жене.

— Ну, как бы, Манюх… — говорю кисло, — атмосферка не располагает, знаешь ли.

Маша поджимает губы, но не выдерживает и начинает громко ржать. На столько, что я слышу её не только через гарнитуру в ухе, не только через дверь, но даже через вентиляцию. Стерео, мать её. Но, помогло. Делаю дело, отмахиваясь от мысли, что завёлся от того, что она надо мной насмехается.

Через две недели она суёт мне обоссаную палочку под нос, я молча подставляю ладонь, получаю пятюню, начинаю психовать. Если бы не дети и непривычная неудобная обстановка (пришлось пожить несколько недель в неуютной Москве), колпак бы сорвало сто процентов.

На УЗИ просим не говорить пол.

— А количество? — осторожно уточняет врач.

— Нет, — отвечаем в два голоса.

Тут предупредили, многоплодная беременность при ЭКО — обычное дело. А ещё затравили статистикой о том, что выживают не все, что могут поглотить друг друга… короче, хоррор какой-то. Нафиг-нафиг, за количеством мы не гнались, нам бы качество.

Машку штормило. Блевала она как в последний раз, по несколько раз на дню, всё остальное время сдерживала позывы. Худела, бледнела, но продолжала работать, заботиться о детях и тянуть на себе дом. Тогда я понял, какой я слабак.