Анна Ольховская - Охота светской львицы
Палатка, в которую нас привели, показалась мне милее и уютнее любого пятизвездочного отеля. И пусть в ней едва поместились семь постелей, лежавших прямо на земле, пусть находиться в ней можно было только в полусогнутом состоянии, но постели были СУХИЕ, и на них лежала чистая и СУХАЯ одежда! Девочек осторожно уложили, знаками предложили устраиваться и мне, но я отрицательно покачала головой и повернулась к Лютику:
– Тхан, пожалуйста, попроси их принести пресную воду и полотенца. Если можно, конечно. Если есть.
– Зачем? – недоуменно посмотрел он на меня.
– Посмотри на девочек. Посмотри на их руки, лица, на их губы. Они потрескались от соли, их буквально разъело. Мы же с севера, Тхан, у нас другая кожа, более чувствительная. Девочек необходимо хорошенько выкупать, но это невозможно. Поэтому я хочу обтереть их пресной водой, иначе завтра утром им будет совсем плохо. Очень больно.
– Я понял, – кивнул Лютик и, повернувшись к столпившимся у входа местным жителям, обратился к ним на тайском.
Через десять минут нам принесли ведро воды и полотенца. Вода, разумеется, была холодной, но это неважно, теплой я и не ждала. Главное – она была пресной!
– Передай им, пожалуйста, – улыбнулась я Лютику, – что я очень благодарна. Всем. Но сейчас я справлюсь сама.
– Точно справишься?
– Точно, Тхан, точно. А кстати, где будешь спать ты?
– Там, с ребятами, – махнул рукой куда-то в сторону Лютик. – Я пошел. Доброй ночи, Ули.
– Доброй ночи, братик!
Лютик повернулся к выходу и, подталкивая в спину все время оглядывающихся помощников, вышел из палатки.
Больше всего на свете мне хотелось рухнуть так, в чем была, просоленной насквозь, на постель и уснуть. Но было нельзя.
Я аккуратно раздела лежавшую ближе всех ко мне Олю и, смочив полотенце, начала тщательно обтирать ее. Бедные мои, они так намаялись, что не реагировали даже на прикосновения холодного мокрого полотенца. Я переворачивала Олю с боку на бок, терла довольно ощутимо, стараясь смыть как можно больше соли, но девочка даже не открыла глаз.
Закончив, я натянула на Олю приготовленную одежду, очень похожую на пижаму, – широкие хлопчатобумажные светлые штанишки и такую же рубашку самого простого покроя, одевающуюся через голову. Но это была сейчас самая лучшая в мире одежда.
Уложив Олю, я занялась остальными. Когда закончила с последней, Кристей, у меня осталось воды в ведре на самом донышке. И сил тоже. На донышке. На самом.
Я поскребла по донышку и все же смогла немного привести в порядок и себя.
Только когда я легла и блаженно раскинула руки, я поняла, что скребла по донышку не зря. Силы – что они, золотой запас Родины, что ли? Вот отдохну – и восстановятся. Но зато как же мне хорошо сейчас, как легко моей коже, как приятно те…
Это нельзя сказать – заснула. Вырубилась. Именно так, словно кто-то повернул рубильник и выключил меня.
Похоже, мое еще недавно резвившееся воображение тоже устало, поскольку впервые в жизни мне не снилось ни-че-го. Да и спала ли я? Во всяком случае, когда я услышала жизнерадостный возглас Лютика: «Привет, Ули! Ты всегда спишь так долго?» – то, перевернувшись на другой бок, раздраженно проворчала:
– Отстань, Тхан! Я только что легла, у тебя совесть есть?
– Я не понимаю, что ты говоришь.
Интересно, почему? Фу ты, я же спросонья заговорила с Лютиком по-русски. Я села и, протирая глаза, забухтела на английском:
– И зачем ты нас будишь, а? Куда нам спешить, дай отдохнуть, я от силы два часа поспала.
– Два часа? – рассмеялся Лютик, входя в палатку.
К этому моменту мне удалось распечатать глаза, и я заметила, что Лютик тоже переоделся. Вместо феноменальных шорт на нем были явно чужие джинсы, ветхие, но чистые. Чужие – потому что были коротковаты и одновременно широковаты в талии. Впрочем, Лютик, особо не комплексуя по этому поводу, подпоясался веревкой. Он присел передо мной на корточки и, наклонив голову к плечу, с преувеличенным вниманием начал разглядывать мое лицо.
– У меня что, за ночь выросло что-то новое, чего не было вчера? – все еще злилась я.
– Ты такая смешная сейчас, Ули. У тебя смешные волосы, смешные щеки, смешной нос. Так всегда бывает у русских женщин, когда они спят по пятнадцать часов?
– Сколько? – недоверчиво посмотрела я на Лютика. – Ты врешь, наверное.
– Нет. Вы спите уже пятнадцать часов. Я не хотел вас будить. Но идет машина. Я думал, вдруг вы захотите туда. Вот и решил вас позвать. А ты злишься, моя большая сестричка!
– Куда – туда? Говори понятнее, Тхан.
– Туда, где был отель «Золотая рыбка». Там будут разбирать завалы. Искать живых. Или мертвых. Я думал – может, там бумаги есть. Про вас. Я все равно поеду. Там же мой дядя. А ты поедешь?
– Я не знаю. Нам с девочками надо поискать русских, а потом вместе будем добираться до Бангкока. А там пойдем в посольство.
– Так ты не поедешь?
– Скорее всего, нет. Впрочем, ты прав. Могла уцелеть документация твоего хозяина, а она может очень пригодиться мне в Москве, – задумчиво протянула я.
История ведь еще не закончена, там, дома, бушует скандал вокруг Майорова, там эта змеюка Жанна, которая собиралась украсть Лешку из клиники… Конечно, девочки расскажут все, что с ними происходило, но, если бы удалось еще и бумаги Винникова добыть, было бы просто замечательно. Решено. Еду. Стоп, а как же девочки? Я оглянулась на свою команду. Они все еще спали, но это был уже совсем другой сон, да и выглядели девчушки иначе. Порозовели даже. Словно почувствовав мой взгляд, моя маленькая подружка сладко потянулась и открыла глаза:
– Доброе утро, Улечка!
– Добрый день, соня! – обняла я малышку. Господи, спасибо тебе за все!
– Почему день, ты что, шутишь? – просопела девочка, прижавшись ко мне. Выглянув из-под моей руки, она улыбнулась Лютику и сказала на английском:
– Привет, дядя Тхан!
– Привет, племянница! – Лютик дернул ее за нос. – Ты отпустишь Ули со мной, нам надо кое-куда съездить?
– Улечка, я не все понимаю, – подняла ко мне лицо Инга. – Что он говорит?
– Он спрашивает – ты сможешь посидеть здесь вместе с девочками и подождать, пока я съезжу с ним в одно место?
– Вы хотите поехать в «Золотую рыбку», да?
– Да, солнышко, – я поцеловала ее в щечку.
– Но зачем?
– Хочу поискать документы, которые могут пригодиться мне дома. А может, и ваши вещички найду, не ехать же в Москву в этих пижамах!
– Знаешь, Улечка, – оживилась вдруг Инга, – а я с тобой поеду!
– Зачем? Не надо! – испугалась я. – Кузнечик, ты не понимаешь. Там, и не только там – везде – сейчас очень страшно. Вспомни, мы же видели из океана, что творилось на берегу!
– Неправда, я все понимаю! – малышка возмущенно сжала кулачки. Проснувшиеся к этому моменту остальные девочки прислушивались к нашему разговору. – Я все видела! Здесь много людей погибло, я знаю! Но я не хочу оставаться здесь без тебя, Улечка, я боюсь! Я поеду с тобой! – и, прижавшись лбом к моему плечу, она расплакалась.
