Виктория Холт - Властелин замка
Как нелепо, подумала я. Что я делаю, бродя среди ночи по замку? А если граф застанет меня за этим занятием? Как глупо я буду выглядеть! Мне нужно сейчас же вернуться в комнату, а утром сообщить об услышанных ночью звуках. Но если я так поступлю, Женевьева решит, что я испугалась. И будет не далека от истины. Если сейчас я не пойду дальше, она потеряет уважение ко мне, которое, как мне казалось, давало мне над нею некоторую власть; и если я собиралась помочь ей победить демонов, толкавших ее на странные поступки, я должна была сохранить эту власть во что бы то ни стало.
Я подобрала юбку выше, спустилась по лестнице вниз и распахнула обитую железом дверь 6 темницы. Пред нами разверзлась темнота пещеры, и от ее вида мне еще меньше захотелось туда идти.
— Вот откуда идет звук, — прошептала я.
— О… мисс… Я туда не пойду.
— Это лишь старые клетки.
Женевьева тянула меня за руку.
— Пойдемте обратно, мисс.
Было бы сущим безумием идти туда с единственной свечой. Пол был неровным, и то, что Женевьева чуть не свалилась с лестницы, было для нас предупреждением. А внутри было еще опаснее! Во всяком случае, я себя в этом убеждала. А на самом деле ледяной мрак этого места был столь отталкивающим, что все мои инстинкты призывали меня вернуться обратно.
Я высоко подняла свечу. Влажные замшелые стены, темнота, уходившая, казалось, в бесконечность. Я увидела клетки с цепями, где де ла Талли держали своих узников.
— Есть здесь кто-нибудь?
Мой голос отозвался жутким эхом. Женевьева прижалась ко мне, и я почувствовала, что ее била дрожь.
— Здесь никого нет, Женевьева.
Она с готовностью согласилась:
— Пойдемте, мисс.
— Днем мы придем и посмотрим.
— О да… да…
Она схватила меня за руку и потянула назад. Я хотела повернуться и уйти отсюда, но в то же самое мгновение вдруг почувствовала себя в плену жутких чар. Мне показалось, что где-то в темноте кто-то смотрит на меня… заманивая меня туда… дальше, в темноту на погибель.
— Мисс… скорее пойдемте.
Странное чувство прошло, и я повернулась. Женевьева поднималась по лестнице впереди меня, а у меня ноги словно налились свинцом и я еле поднимала их; мне даже померещилось, что позади я услышала шаги. Будто ледяные руки тянули меня обратно во мрак. Это лишь игра воображения, но горло у меня перехватило так, что я едва могла дышать, а сердце вдруг стало тяжелым, как камень. Свеча мерцала неверным светом, и на секунду я испугалась, что она вот-вот погаснет. Мне казалось, что мы никогда не доберемся до конца лестницы. Поднимались мы не более одной минуты, но эта минута казалась вечностью. Наконец, я стояла наверху, не дыша… благополучно выбравшись из комнаты с каменным мешком.
— Пойдемте, мисс, — сказала Женевьева, стуча зубами, — я замерзла.
Мы опять поднимались по лестнице.
— Мисс, — сказала Женевьева, — можно переночевать в вашей комнате?
— Конечно.
— Я… я могу побеспокоить Нуну, если вернусь.
Я не стала уточнять, что Нуну спит беспробудным сном. Я поняла, что она разделяла мои страхи и боялась спать одна.
Я долго лежала без сна, вспоминая каждую минуту ночного приключения.
Страх перед неизвестным, говорила я себе, передается нам от наших диких предков. Чего я боялась в темницах? Призраков прошлого? Чего-то, что существовало лишь в детском воображении?
Однако, когда я уснула, во сне меня преследовал стук. Мне привиделась молодая женщина, которая не могла успокоиться, потому что погибла насильственной смертью. Она хотела вернуться, чтобы рассказать мне, как она умерла.
Тук! Тук!
Я вскочила в постели. Это была горничная, которая принесла мне завтрак.
Наверное, Женевьева проснулась рано, потому что ее уже не было в комнате.
На следующий день я направилась в темницы одна. Я хотела пригласить Женевьеву с собой, но ее нигде не было видно, и поскольку мне было немного стыдно за свой испуг прошлой ночью, я хотела доказать себе, что бояться там было нечего.
Однако, я все же слышала стук, о котором говорила Женевьева, и мне хотелось выяснить, что же это такое.
День был солнечным — и насколько по-другому все выглядело в солнечном свете! Даже старинная лестница, освещаемая через один из узких проемов, уже не была совершенно темной. Конечно, она выглядела мрачной, но совсем не так, как при свете одной маленькой свечки.
Я дошла до входа в темницы и остановилась, вглядываясь во мрак. Даже в один из самых светлых дней в году здесь трудно было что-либо различить, но через некоторое время глаза мои привыкли к темноте. Я могла видеть контуры этих ужасных ниш, которые называли клетками, и как только я вступила в темницы, тяжелая дверь позади меня закрылась; я не удержалась и вскрикнула — темная тень появилась позади меня и кто-то схватил меня за руку.
— Мадемуазель Лоусон!
Я чуть не задохнулась. Рядом со мной стоял граф.
— Я… — начала было я. — Вы напугали меня.
— Я поступил глупо. Однако, как здесь темно, когда дверь закрыта.
Но он не открыл дверь и стоял почти вплотную ко мне.
— Мне захотелось узнать, кто здесь бродит, — сказал он. — Мне следовало догадаться, что это вы. Вы ведь так интересуетесь замком. И естественно, вы любите исследовать… а такое мрачное место, видимо, особенно привлекает.
Он положил руку на мое плечо. Если бы в тот момент я и захотела протестовать, я бы не смогла — страх парализовал меня — и страшнее всего было то, что я не знала, чего боялась.
Голос его прозвучал совсем близко:
— Что же вы рассчитывали обнаружить, мадемуазель Лоусон?
— Сама не знаю. Женевьева слышала какие-то звуки, и прошлой ночью мы спускались сюда, чтобы выяснить, что это такое. Я сказала, что нужно прийти днем.
— Значит, она тоже придет?
— Может быть.
Он засмеялся.
— Звуки? — спросил он. — Какие звуки?
— Стук. Женевьева и раньше об этом говорила. Она пришла ко мне, потому что я обещала ей, что если стук повторится, мы пойдем и посмотрим.
— Вам следовало бы догадаться, что это, — сказал он. — Жуки-могильщики собираются на пир в подземелье замка. Мы и раньше их слышали.
— О… понимаю.
— Странно, что вы не сообразили. Вы, должно быть, встречали их в старинных домах у себя на родине.
— Конечно. Но здесь каменные стены…
— Здесь много дерева, — он отошел от меня, и подойдя к двери, открыл ее. Теперь я ясно могла видеть страшные ниши, ужасающие кольца и цепи… и бледного, как мне почудилось, графа, выражение лица которого было еще более странным, чем обычно. — Если в доме появились жуки, это плохо, — он поморщился и передернул плечами.
