Виктория Холт - Властелин замка
— Мне бы хотелось поближе взглянуть на эти стены, — продолжала я.
Он сказал почти яростно, словно отрицая все, что было раньше:
— Даллас, мой замок и я всегда в вашем распоряжении.
Глава 9
Через несколько дней Филипп и Клод вернулись из Парижа, и та близость, которая возникла в отношениях между графом и мной, исчезла, будто ее и не бывало.
Он часто ездил на прогулки вместе с Клод. Филипп не очень увлекался верховой ездой. Иногда из окна своей комнаты я наблюдала, как они смеются и разговаривают и вспоминала тот разговор, который случайно подслушала во время бала.
Да, теперь она была замужем за Филиппом, и замок стал ее домом. Она была в нем полновластной хозяйкой — хотя и не женой графа.
Вскоре я почувствовала ее власть. Через день после ее возвращения, минут за пятнадцать до обеда, в мою дверь постучали. Вошла горничная с подносом. Я удивилась — во время отсутствия Филиппа и Клод я ужинала в столовой, и уже переоделась в коричневое шелковое платье, готовясь спуститься к ужину.
Когда горничная поставила поднос на маленький столик, я спросила, кто приказал принести ужин сюда.
— Госпожа велела. Буланже отправил Жанну пересервировать стол, потому что она приготовила место и для вас. Госпожа сказала, что вы изволите кушать в своей комнате. Буланже потом в кухне сокрушался, откуда же ему было об этом знать. Вы же раньше ужинали с господином графом и мадемуазель Женевьевой. Это все распоряжения госпожи.
Глаза мои загорелись от гнева, однако мне удалось скрыть его от служанки.
Я представила себе, как они собираются к ужину. Вот он оглядывается, ища меня, и не обнаружив, начинает проявлять нетерпение.
— А где мадемуазель Лоусон?
— Я приказала отнести ей ужин в комнату. Не будет же она сидеть с нами за одним столом? В конце концов, она не гостья — она здесь работает.
Я представила, как на лице его отразилось презрение к ней… и беспокойство обо мне.
— Какая ерунда. Буланже, накройте еще одно место, пожалуйста. И пойдите в комнату мадемуазель Лоусон, и передайте ей, что я желаю видеть ее за ужином.
Я ждала. Еда на подносе остывала.
Однако, ничего не произошло. За мной так и не пришли.
Теперь-то я поняла всю глубину своего заблуждения. Эта женщина — его любовница. Он выдал ее замуж за Филиппа, чтобы она могла жить в замке, не вызывая скандалов: их и без того было предостаточно, и даже властелины замков должны иногда проявлять осторожность.
Что касается меня, я всего лишь странная англичанка, очень увлеченная своей работой, с которой время от времени можно поддержать интересную беседу, чтобы развеять скуку, когда нездоров и привязан к замку.
Естественно, мое присутствие становится ненужным, когда рядом Клод. Более того, Клод — хозяйка замка.
Вздрогнув во сне, я в ужасе проснулась — кто-то находился в моей комнате.
— Мисс, — Женевьева скользнула ко мне, держа в руке свечу. — Я слышала стук, мисс. Несколько минут назад. Вы говорили, чтобы я пришла и сказала.
— Женевьева…
Я села в постели, зубы мои стучали. Должно быть, перед самым пробуждением мне приснился кошмар.
— Который час?
— Час ночи. Меня разбудил стук. Тук… тук… я испугалась, а вы обещали, что мы пойдем и посмотрим… вместе.
Я сунула ноги в тапочки и поспешно накинула на себя халат.
— Наверное, вам почудилось, Женевьева.
Она покачала головой.
— Это похоже на то, что было раньше. Тук… тук… как будто кто-то пытается показать, где находится.
— Откуда исходит этот стук?
— Пойдемте в мою комнату. Там слышно. Я последовала за ней через весь замок в детскую, которая находилась в самой старой части здания.
— Вы разбудили Нуну?
Она покачала головой:
— Нуну разбудить невозможно, раз уж она заснула. Она говорит, что спит мертвым сном.
Мы прошли в комнату Женевьевы и прислушались. Было совершенно тихо.
— Подождите минутку, мисс, — умоляла она. — Он то перестает, то опять начинается.
— В каком направлении?
— Не знаю… Снизу, наверное. Внизу находились темницы. Женевьева это знала, все это могло быть просто плодом ее фантазии.
— Скоро опять начнется, я уверена, — сказала Женевьева. — Вот! Кажется, я слышала…
Мы сидели, напряженно вслушиваясь, но тишину потревожил лишь крик птицы.
— Это сова, — сказала я.
— Да, конечно. Вы думали, я этого не знаю? Вот! Снова началось!
Тогда я услышала. Тук-тук. Тихо, потом громче.
— Звук доносится снизу, — сказала я.
— Мисс… Вы говорили, что не испугаетесь.
— Мы сейчас пойдем и посмотрим, что происходит.
Я взяла у нее свечу и пошла по лестнице вниз.
Вера Женевьевы в мою смелость не позволяла отступить. Если бы я шла одна через весь замок, ночью я бы чувствовала себя весьма неуютно.
Мы дошли до двери в оружейную галерею и остановились, прислушиваясь. Мы отчетливо услышали звук. Я не могла понять, что это такое, но по коже у меня забегали мурашки. Женевьева вцепилась мне в руку, и в свете свечи я увидела ее перепуганные глаза. Она хотела что-то сказать, но я покачала головой.
Опять раздался звук.
Он явно шел из темниц.
Больше всего на свете мне хотелось повернуться и уйти в свою комнату; я была уверена, что Женевьева испытывала то же самое, но она была уверена в моем бесстрашии, и поэтому я не могла признаться, что тоже боюсь, что легко быть смелой при свете дня, и совсем другое дело — в темницах старого замка темной ночью.
Она указала на каменную спиральную лестницу, и придерживая длинную юбку той же рукой, в которой держала свечу, потому что другой я держалась за веревочные перила, я стала медленно спускаться вниз.
Женевьева, следовавшая за мной, вдруг пошатнулась вперед. К счастью, она упала на меня, и поэтому не свалилась с лестницы. Она вскрикнула и тотчас же зажала рот рукой.
— Все в порядке, — прошептала она. — Я просто наступила на подол.
— Бога ради, держите его.
Она кивнула, и несколько секунд мы застыли на лестнице, стараясь успокоиться; сердце мое бешено колотилось, и я знала, что Женевьева чувствует то же самое. Мне казалось, что через минуту она скажет: «Пойдемте обратно. Здесь ничего нет.» И я бы с удовольствием покинула это мрачное место.
Но какая-то упорная вера в мою непобедимость не дала ей произнести этих слов.
Теперь воцарилась мертвая тишина. Я прислонилась к каменной стене, сквозь одежду ощущая ее леденящий холод; рука Женевьевы, вцепившаяся в мою руку, была горячей. На меня она не смотрела.
