Татьяна Устинова - Персональный ангел
Ей совсем не нужны люди. Ни близкие, ни дальние – никакие. Ей нужно побыть одной. Почему они этого не понимают?
* * *
Тимофей ехал домой.
Наверное, в последний раз перед выборами он заедет в свою московскую квартиру, чтобы потом долго в нее не возвращаться.
– Помедленнее, – сказал он водителю. Ему совсем не хотелось домой.
Для того чтобы чем-нибудь заниматься, он читал документы, которые ему сегодня привезли из Питера. Он покупал еще один завод.
Во всем этом не было никакого смысла. Ну, еще один завод. Ну, выборы. Он победит, он совершенно в этом уверен. И что потом?
Тимофей перелистнул страницу с такой силой, что порвалась дорогая финская бумага. Какая-то душная ярость поднималась в нем, и он был даже рад этому. Все-таки лучше, чем замороженное рыбье состояние.
Странно, но в итоге всех событий ничего особенного не произошло.
Информация о его детстве, которой он так боялся, прошла почти незамеченной. То ли ей не придали никакого значения, то ли сработала “дымовая шашка”, заслонившая все остальное. О покушении на него писали столько, сколько ни о каких других событиях, происходивших в его. жизни.
Абдрашидзе обмолвился как-то, что “дымовую шашку” придумала Катерина. Тимофей ничего не хотел слышать о Катерине.
– Приехали, Тимофей Ильич! – негромко проинформировал его Леша.
Тимофей взглянул в окно. Машины стояли возле его дома, и, видимо, уже давно. Когда он в последний раз смотрел в окно, было сухо, а сейчас нудный дождик тонкими струйками бежал по стеклам.
Кольцов тяжело выбрался из джипа и пошел к подъезду. Охранники рыскали вокруг него, как доберманы.
У дверей квартиры он задержался, как всегда, кивком отпуская охрану.
– Поговорить бы, Тимофей Ильич, – вдруг с просительной интонацией произнес Леша и оглянулся на Диму с Андреем.
– Зарплата, что ли, не устраивает? – поднял брови Тимофей. Он не хотел ни с кем и ни о чем говорить.
– Все устраивает, – твердо ответил Леша, выдерживая его взгляд. – Поговорить бы, Тимофей Ильич…
– Ну, заходи, – грубо предложил Тимофей. – Долго говорить-то будем?
– Минуту, – все так же твердо сказал Леша, входя за ним в огромную пустую квартиру. Тимофей, пошарив рукой, зажег свет. Одной кнопкой свет зажигался везде, даже в далекой кухне.
– Ну?
Он не хотел звать его в квартиру, предчувствуя, о чем будет разговор.
– Тимофей Ильич, – сказал Леша. – Не прав наш Дудников. Ошибся. Нужно исправить.
– До завтра, – проговорил Тимофей, отворачиваясь.
– Нет, Тимофей Ильич! – Леша шагнул от двери. – Я не уйду. Я боевой офицер и ничего не боюсь. Я знаю, что он не прав. Мы все знаем. Я дал мужикам слово, что с вами поговорю.
Сжатая до размеров булавочной головки вселенная внутри у Тимофея начала тяжело пульсировать, стремительно набирая темп.
– Ну, говори, – приказал он.
– Катерина ни при чем, Тимофей Ильич. Мы же все время рядом с вами. Мы… знаем. Ее кто-то по-крупному подставил. Кто-то из своих. Димка слышал один телефонный разговор. Нужно все проверить, Тимофей Ильич. Распорядитесь.
Булавочная головка уже не только пульсировала, она раскалилась докрасна. Тимофей не мог ее контролировать.
– Да тебе-то что за дело?! Чего тебе-то не хватает, а? – Он не кричал, он говорил монотонно и отстраненно, и Леша понял, что Батяня ему этого разговора не простит. Лучше бы орал и топал ногами.
– Почему это тебя волнует? Личную жизнь мою устраиваешь, Леха?
Он никогда не называл охранника Лехой.
– У меня для тебя новость – никто не смеет указывать мне, как жить. Понял? Ты понял или нет? А теперь выматывайся отсюда к… – И Тимофей длинно и от души выматерился.
– Не пойду, – заявил побледневший Леша. – Вызывайте вашего Дудникова, пусть он меня силой вывозит. Увольняйте меня. Сам не уйду.
– …! – Тимофей со всего размаху швырнул об стену портфель. Ручка от эксклюзивного дизайнерского изделия оторвалась, и Тимофей с недоумением посмотрел на нее, оставшуюся в ладони. Потом перевел взгляд на охранника. Леша попятился.
Тимофей отбросил ручку, сделал несколько гигантских шагов и оказался в кухне. Там, роняя стулья, он нашел задвинутый в угол стола чайник и жадно попил прямо через край. Вода потекла на пиджак. Он вытер лицо и заорал:
– Лешка!
Охранник появился в дверях.
– Я не собирался тебя оскорблять, – тяжело дыша, сказал Тимофей, как будто это что-то меняло. – Говори, что хотел. Только быстро.
Через десять минут он вызвал к себе Дудникова.
– Буду через полчаса! – бодро отрапортовал тот. Тимофей подумал и позвонил Абдрашидзе.
– Приезжай ко мне, Игорь Вахтангович. Я дома. Дудников сейчас приедет.
– Случилось что, Тимофей Ильич? – помолчав, спросил Абдрашидзе.
– Заодно и посмотрим, – усмехнувшись, сказал Тимофей.
Ожидая замов, Тимофей заварил кофе.
Вселенная взорвалась и заполнила собой все пространство у него внутри. Его душила какая-то незнакомая, дикая злоба, которая искала и не находила выхода. Ему хотелось что-нибудь сломать или избить кого-нибудь до полусмерти.
Наверное, эта злоба сохранила ему рассудок и жизнь в подвале у Михалыча. Попался бы он ему сейчас… Тимофей с наслаждением убил бы его. Ах, как, должно быть, это замечательно – убить Михалыча…
Он до скрежета стиснул зубы. Почему он все пустил на самотек? Почему не проконтролировал Дудникова? Какому такому космическому отчаянию он предавался, что не смог разглядеть того, что разглядела его охрана? Ведь видели-то они одно и то же! Да что с ним вообще происходило все эти недели? Где он был?!
Катька сказала бы – “в Караганде”.
Тимофей остановился и улыбнулся.
Потом взялся руками за голову. Жестом, поразившим его самого.
Она ни в чем не виновата. Она ни в чем не может быть виновата. Да кто он такой, черт возьми, чтобы вообще судить ее?!
Он ее любит, вот в чем дело. Слава богу, сообразил.
Это и есть любовь.
А ты не догадывался.
Вот это… все. Отчаяние, незащищенность, страх. Бешеное желание. Смех по утрам в постели. Щенячий восторг. Боль. Ощущение всего себя – живым.
Как это он называл, такой уверенный в себе, такой важный Тимофей Кольцов? А, да… всплеск неконтролируемых эмоций.
Тимофей зашел в ванную и сунул голову под кран. Холодная вода залилась за воротник черной майки, которая почему-то очень нравилась Катьке. Голова немножко остыла и начала соображать.
Вытирая перед зеркалом короткие волосы, Тимофей думал, что именно скажет Дудникову и Абдрашидзе.
Она должна его простить, когда он станет просить прощения. Или не должна?
* * *
Почему-то в этот раз она сама подошла к телефону.
