Елена Арсеньева - В пылу любовного угара
– Ваш рассказ меня не то чтобы убедил, но впечатлил, – вступила в разговор Катя, которая, слушая иностранца, проворно расправлялась со своим «Тропическим десертом», а также с пышным пирожным под названием «Наш сад». – И я поехала в музей, чтобы все выяснить. Но директор встретил меня в такие штыки – ужас! Святотатство – было самое мягкое его слово в мой адрес. Я завелась, потому что никакого святотатства у меня и в мыслях не было. Просто хотела уточнить, какие документы подтверждают деятельность Лизы Петропавловской в мезенском подполье и то, что именно она взорвала мост. Насколько я поняла, никаких документов нет вообще. На чем основано стойкое убеждение, что Лиза Петропавловская героиня, мне не пожелали объяснять. Я написала об этом герру Вернеру…
– Милые барышни! – с чувством перебил Катю означенный герр. – Зовите меня по имени, прошу вас! Меня зовут Алекс. А если вам такой вариант кажется слишком фамильярным – то Алекзандер. Пожалуйста!
– А как по батюшке? – спросила Катя, чуточку смущаясь. – В смысле, отчество ваше какое?
– Моего отца звали Зигфрид. То есть получается…
– Алекзандер Зигфридович, – хором выговорили Алёна и Катя и посмотрели друг на дружку с сомнением.
Вернер захохотал во все свои суперские зубы.
– Язык сломаешь, – буркнула Катя.
– Ладно, пусть будет Алекс, – усмехнулась Алёна, которой было приятно лишний раз вспоминать имя Дракончега. – Если такое обращение кажется вам естественным…
– Вполне! – заверил Алекс Вернер.
– Короче, я написала об этом… Алексу, – с некоторой запинкой повторила Катя, – и он ответил, что сам приедет, чтобы сходить в музей и расставить, так сказать, точки над «i». Мы договорились встретиться сегодня утром в редакции. А вчера мы с Таней поехали в музей, чтобы сделать снимки старой экспозиции – я почему-то была уверена, что ее после рассказа герра… то есть Алекса, переделают, но… случилось то, что случилось.
Тут Катя значительно взглянула на Алёну, и та поняла: девушка решила не раскрывать иностранцу все карты и держать в секрете историю с похищением. Ну что ж, очень патриотично. У советских собственная гордость… с Дону выдачи нет… грязь из избы не выносить, а заметать ее под ковер, и так далее. Хорошее дело! Алёна была вполне солидарна с Катей.
По лицу Алекса Вернера было видно, что ему до смерти охота спросить, что же вчера случилось и почему сорвалась их с Катей утренняя встреча. Однако он вежливо сдержался и сунул-таки ложечку в свой «Тропический десерт».
– Катя, а как фамилия директора музея? – спросила Алёна как бы между прочим.
– Столетов. Иван Петрович Столетов.
Хм, осечка. Если Алёна ждала, что он окажется Москвич, то ждала напрасно. Впрочем, может быть, Москвич на «Ниссане» – его дядя. Нет, скорее племянник.
– Что он за человек?
– Ну… такой дедуля лет под семьдесят. Настоящая музейная крыса! – сообщила Катя – впрочем, с восхищением. – Фанатик. Вообще, музей существует благодаря ему. И он знатных сормовичей всячески прославляет. У него несколько книг о сормовичах – об участниках войны, о героях труда и все такое. Как раз ко Дню Победы книжку о героях войны переиздали – конечно, за счет спонсоров, но он очень ловко умеет спонсоров находить. Ведь у всяких ветеранов и героев остались родственники, которым очень лестно свою фамилию прославлять. Потомки сестры Лизы Петропавловской – ее внучатые и правнучатые племянники – люди просто богатые в самом деле, поэтому ее экспозиция – основа выставки. Там ее письма, фотографии детские и юношеские, там фотографии ее деда, отца Игнатия Петропавловского, который руководил подпольем и погиб вместе с Лизой…
– Так деда или отца? – не поняла было Алё– на. – А, ясно, он был священник.
– Между прочим, отец Игнатий был, по-моему, человеком страшным, как внешне, так и внутренне, – пробормотал Алекс Вернер как бы в сторону. – Выглядел он сущим Кощеем в смеси с горьковским Лукой…
– Вы читали Горького? – изумилась Катя.
– Лиза однажды упомянула о нем в каком-то разговоре, вот после войны я и достал его книжки, прочел. Очень сильно, очень бесчеловечно, очень… скучно, прошу меня извинить.
Алёна была с этим согласна на все сто, но сочла за благо промолчать. Тем паче что разговор свернул в другом направлении, а она не хотела терять его нить.
Вообще вырисовывалась более или менее ясная картина. Конечно, и Столетову, и родственникам Лизы Петропавловской очень хотелось бы, чтобы ничего не менялось. Всякая попытка опровергнуть подвиг Лизы неминуемо должна быть воспринята ими в штыки. Но вот вопрос: насколько далеко они могут зайти ради того, чтобы оставить все на своих местах? Неужели скромный директор заштатного музея и какие-то там родственники…
– Кстати, как их фамилия? – спросила Алёна на всякий случай. – Ну, родственников этой Лизы. Тоже Петропавловские?
– Да откуда же мне знать их фамилию? – растерялась Катя.
– Как же так? Вы ведь про музей материал писали.
– Ну да, про музей, но не про родственников же.
– А откуда вы знаете, что они богатые и все такое?
– Когда у нас со Столетовым были еще хорошие отношения, когда я только начала писать о музее, он упоминал их, мол, люди увековечивают память о своей знатной родственнице и не жалеют на это средств.
– А как бы их фамилию узнать?
– Наверное, можно Столетову позвонить, – предположила Катя. – Только завтра с утра, сейчас-то не совсем удобно. Поздно уже.
– Ладно, тогда придется ждать до завтра, – с некоторым нетерпением вздохнула Алёна.
– Извините, милые дамы, – проговорил вдруг Алекс Вернер, который до сего момента помалкивал, только переводил взгляд с Кати на Алёну и обратно. – А может быть, мы не будем звонить? Опыт работы в разведке учит меня, что лучше получать необходимую информацию, пользуясь эффектом неожиданности. Скажем, не звонить, а просто явиться в музей. Причем не вам, Катя, а мне. Скажите, там наслышаны о моем приезде?
– Нет, я сотрудникам ничего не говорила.
– Отлично! – Алекс Вернер хлопнул в ладоши. – Тогда тем паче там нужно появиться мне с тем важным видом, который, если судить по вашим фильмам, непременно следует иметь инозем… то есть иностранцу. Иностранцам, сколь я мог заметить, в вашей стране больше оказывают и внимания, и почтения, при этом нас считают людьми недалекими и часто откровенничают с нами о таких вещах, о каких откровенничать вовсе бы не стоило.
– Павел Андреич, вы шпион? – пробормотала Алёна, вовсе не желая быть услышанной. Однако Алекс покосился на нее и подмигнул так значительно, что можно было понять: он не только читал классику советской литературы, но и смотрел советское кино. Определенно понял, откуда цитата! Но отвечать не стал. Может, и впрямь шпион?
