Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ
Белое вино, устрицы. Свечи в серебряном подсвечнике, шампанское в ведерке со льдом, ваза с фруктами. Очень тихо играет музыка, в зале никого. Только на заднем плане маячат несколько телохранителей. Еще один из вариантов ситуации «скромно посидеть вдвоем, посекретничать». Только в исполнении Бабуина.
— Ох, Пашка, — усмехнулась Тото, — никак не привыкну, что мы уже взрослые.
— Не мы, а я, — наставительно заметил Бабченко. — Ты никогда не повзрослеешь. Я тебе, Танюшка, не то чтобы завидую — скорее изумляюсь. Для всех время идет, а мимо тебя просто проходит. Не останавливается, блин! Давай за это и выпьем!
Она подняла бокал, пригубила вина. А затем осторожно, чтобы не задеть собеседника, произнесла:
— Я не хочу тебя обидеть, Пашенька, но понимаю, что ты не просто так вывез меня поговорить. Услуга за услугу, нет?
— Стервь ты редкостная!.. — с восторгом откликнулся Пашка. — Типа того. Совпало. И не услуга мне нужна, а именно твои стервозные мозги. Потому что умным людям в своем окружении я никогда не доверяю, а глупые мне не помощники, а исполнители. Так что и выходит, что одна ты у меня на белом свете и есть.
— И кто ж ты после этого?
— Сиротинушка! — всхлипнул Бабченко голосом дракончика.
— Не хорони меня прежде времени! — погрозила ему пальцем. — Ишь, размечтался осиротеть. Тебе еще моими делами знаешь сколько лет заниматься…
Павел радостно захохотал. Смех его больше походил на рык. Вот кому бы озвучивать драконов и терминаторов.
— С чем ты таким интересным столкнулся? — серьезно спросила Тото, по опыту зная, что долго шутить в таких случаях не стоит — человек может передумать и не попросить помощи и совета.
— Видишь ли, — растерянно признался Бабуин, — и сам пока не понимаю. Это какой-то волк-одиночка. Ни команды у него, ни власти. Он не светился даже нигде. До недавнего времени. Собственно, я даже не знаю, есть ли он. Только мои люди исчезают — пока «шестерки», — и без серьезных на то причин.
Татьяна вздернула правую бровь, и он невольно залюбовался ею, забыв на секунду, о чем вообще речь.
— Прости за прямоту, — произнесла она, — но неужели в наше время это такая редкость?
— Нет, конечно, — легко согласился Павел. — Даже как-то неудобно этим заниматься, я-то случайно узнал, мне ведь о таких вещах не докладывают.
— Догадываюсь.
— Но в некоторых случаях они исчезали без шума и пыли. Без следа. Неправильно это. Ну, растворяются, как в формалине. И как-то я дотумкал, что все они исчезают — как бы поточнее выразиться — на одной территории.
— Условной, разумеется. То есть когда, сами того не ведая, вторгаются в чью-то сферу интересов. И сфера эта четко не определена. Я так понимаю, что с бизнесом, во всех смыслах этого великого слова, твой таинственный он не связан.
— Я же говорил — стервь. Как догадалась?
— Тоже мне, бином Ньютона, — хмыкнула она. — Догадаться просто — иначе ты бы уже все решил, красиво и просто. И мне ничего бы об этом не рассказывал. Кто ж беседует раз в полгода да о трудовых буднях? Логично?
— Логично.
— Твое здоровье. Продолжаю: догадаться-то легко, а вот что с этим делать дальше?
— Знаешь, за что я тебя люблю? — Павел взял ее за руку. — За то, что с тобой можно говорить об этих… Как ты их называла?
— Эфемеридах?
— Оно! О несуществующих вещах.
— «Некоторые вещи не существуют только потому, что их не сумели назвать», — процитировала Тото.
Павел подозрительно повспоминал, докладывали ли ему об этом когда-нибудь.
— Кто сказал?
— Лец. Станислав Ежи.
— Умный парень, — одобрил Бабченко. — Так вот, у меня есть только нечто, данное мне в ощущениях, причем очень смутных. И эти ощущения говорят мне, что если тот человек существует на самом деле, а не в моем воспаленном воображении, то его нужно опасаться. Ты же веришь в интуицию.
Татьяна ответила тем голосом, когда нельзя понять, шутит она или говорит всерьез:
— Только в нее и верю. А потом, весь западный кинематограф учит нас: не отмахивайся от непонятного, а то будет тебе «Кошмар на улице Вязов».
— Так я тебе дам все бумажки, покопайся в них, покумекай. Это все не к спеху. — И после длинной паузы, во время которой он рассматривал ее так пристально, будто хотел запомнить каждую черточку, родинку и морщинку, признался: — Всю жизнь ты мне перемолотила. Женился бы я на тебе, но жена мне нужна совсем другая. А другая жена мне не нужна.
— Спасибо, Пашенька, — чмокнула она его в ухо.
— Вот что главное. Я сначала не хотел говорить, но ты у меня не из пугливых. Да и я тебя в обиду не дам; пока жив — с тебя и волос не упадет… — и успокаивающе погладил ее по руке. — Сдается мне, что эта тень иногда маячит за твоей спиной. И еще: мои ребята срисовали одного кадра, который как-то подозрительно тобой интересуется. Он проходит совсем по другому ведомству, так что, если хочешь, я им займусь. В принципе, мне это нетрудно, просто ума не приложу, какое ему до тебя дело. Подробности интересуют?
— Ты о майоре этом? — беспечно спросила Тото. — Если о нем, болезном, то не волнуйся и нервов ему не порть. Я сама…
И неожиданно лихо подмигнула оторопевшему Бабуину, который так никогда и не мог привыкнуть к тому, что весь его немаленький штат Службы безопасности работает почти так же эффективно, как и эта странная женщина.
И когда они уже расстались, сидя в шикарном лимузине, Павел думал исключительно о ней. У него было десять свободных минут до следующей встречи, и он мог себе позволить такую роскошь, как потратить их только на себя. Он размышлял о том, что он знает Тото вот уже много лет и с каждым годом она покоряет его сердце все больше и больше. Но что ему, в сущности, известно о ней? Что они когда-то учились вместе (кто поверит, что богатый, как китайский мандарин, магнат Павел Бабченко какое-то время занимался в Художественном институте и мечтал о карьере Сальвадора Дали?); что потом она надолго уезжала куда-то за рубеж, потом вернулась. Что она не такая, как все, абсолютно другая; как вода, которая с легкостью принимает форму любого сосуда, но при этом остается водой и ничем иным. И что для нее он может рискнуть и пожертвовать многим. Иногда Павлу казалось, что не просто многим, а вообще — всем, но он боялся додумывать эту мысль до логического конца.
Глава 8
Повезло. Иногда так бывает, что просто везет, даже операм, которых бывшие жены считают записными неудачниками. Сперва, в понедельник, позвонили коллеги из Харькова. Взяли с поличным вымогателя и рэкетира Серегу Еремина, носившего сногсшибательную кличку Хрыч, чем несказанно порадовали Барчука и Сахалтуева, которые с ног сбились, разыскивая этого самого Хрыча по всей столице. Так что теперь начальству предстояло решать, как разобраться с бумагами; но это уже детали. Главное — дело сделано.
