Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ
Марина сделала отчаянную попытку разрядить атмосферу и нарочито бодрым голосом произнесла:
— Привет, котенок.
И тут же сама себя мысленно выругала за этот неуместный щенячий восторг. Чуткое ухо ее возлюбленного сразу уловит фальшь, а фальши он не терпит, следовательно, отдалится от нее еще на один крохотный шажок. Что-то в последнее время этих крохотных шажков стало так много, что силуэт любимого скоро замаячит где-то на горизонте.
— Здравствуй, — спокойно, чересчур спокойно ответил он.
— Вот, хотела с тобой поговорить, — сказала Марина, крутя высокий стакан с коктейлем. — Попытаться еще раз.
— Давай поговорим.
Голос его звучал доброжелательно. Оч-чень доброжелательно, как сказал бы по этому поводу Миха.
Марина начала распаляться: ее всегда выводил из себя его слишком дружелюбный, слишком ровный тон. Будто она была ему настолько чужой, что он даже ругаться с ней не хотел. Справедливости ради стоит заметить, что так было всегда, с самого первого дня их знакомства.
— Последнее время ты совершенно отсутствуешь. Я не могу до тебя докричаться. Я словно с призраком разговариваю. Иногда мне кажется, что люди смотрят на меня как на сумасшедшую, потому что, кроме меня, тебя никто не видит. Андрюша! Что с тобой?
Андрей слегка передернул плечами. Он предвидел что-то подобное, понимал неизбежность подобного разговора, особенно после того, как не пришел ночевать домой, но теперь ему было скучно и неприятно. Поэтому он чуть ли не обрадовался подошедшей официантке.
— Что будете? — спросила она, не без любопытства поглядывая на красивую пару. Спросили бы ее, она бы безошибочно определила, что эти двое разбегаются. Причем им уже давно пора. У официанток на такие вещи глаз наметанный. Но ее, как и иных ее коллег, включая даже всеведущую Маргошу из «Симпомпончика», никто не спрашивал. Ей просто сообщили заказ, и все.
Она развернулась на каблуках и отошла от столика, думать забыв об этой паре две минуты спустя. Она таких видит десятки, если не сотни, каждый день.
— Дорогая, — обратился Андрей к своей подруге, дождавшись, когда официантка отойдет и их нельзя будет услышать, — тебе не кажется, что всякий раз, когда ты хочешь поговорить о серьезных и важных для тебя вещах, ты выбираешь не слишком удачное место? Почему пол-Киева должно быть свидетелем наших разговоров?
Голос его звучал холодно, размеренно. И этот Трояновский совершенно не напоминал вчерашнего влюбленного и сумасбродного юношу, читавшего до ночи стихи в мерцающем сиреневом парке и покупающего ландыши корзинами. Жесткий, безжалостный, суховатый, словом такой, как и всегда, он не мигая смотрел на Марину, и ей стало неуютно под этим змеиным взглядом.
Но все же девушка набралась смелости и ринулась в разговор, как в омут, с головой:
— Что значит — для меня?
— Ты о чем?
— Ты только что сказал — важных для меня вещах, — терпеливо пояснила Марина. — То есть тебе все равно, что станет с нашими отношениями.
— Дорогая, — устало и безразлично проговорил он, — даже если наши отношения когда-то и были, то их давно уже нет. Есть только постоянные их выяснения. Но это не способ что-то создать. Скорее, разрушить.
У Марины задрожали губы, слезы навернулись на глаза. То, что говорил ее возлюбленный, звучало больно и страшно; а он вовсе и не старался смягчить приговор, и даже не пытался как-то поддержать подругу. Он констатировал факты, излагал — ясно, сжато и доходчиво — основную мысль. Все как всегда. Просто прежде она мирилась с этим, находя такую способность вести беседу не самым худшим недостатком, а вот сейчас стало невмоготу.
— Извини, — сказала она, кусая губы, — кажется, я неудачно выбрала время и место.
— Пожалуй.
— Но дома мы сможем поговорить?
— Я сегодня довольно поздно вернусь, — предупредил он.
— Опять? — возмутилась Марина.
Андрей ничего не ответил, но и выражения его лица хватило, чтобы понять: вопрос поставлен неверно.
Марина понимала, что сама загоняет себя в угол, но была уже не в силах сдерживаться:
— У меня такое ощущение, что я не имею на тебя никаких прав.
— Никто и ни на кого не имеет никаких прав, — подтвердил он, попивая кофе. — Рабство отменили почти везде.
— Только вот не надо отделываться от меня общими фразами. Эти бесконечные цитаты, остроты, фразочки, отсылки к литературе…
На них уже начали оборачиваться, потому что Марина, распаляясь, говорила все громче.
— Ну а чем тебе не угодила литература? — полюбопытствовал Трояновский.
— Ты такой хороший и правильный, да? Знаешь, гораздо проще теоретически любить весь мир и никому не желать зла, чем помочь одному человеку. Около тебя холодно, ты пустой, ты как… как погремушка!
Она вскочила, схватила сумочку и выбежала из-за стола. Сей порыв имел не страшные, но неприятные последствия: девушка за что-то зацепилась колготками и в ярости оттого, что все-все складывается так отвратительно, прорычала, не сдерживаясь:
— Твою мать!
Приличная дама за соседним столом скроила презрительную гримаску. Андрей побагровел от злости. Расплатившись по счету и спустившись вниз, он обнаружил, что Марина стоит около его машины с независимым видом.
— Отвези меня домой! — скомандовала она.
— Я могу подбросить тебя только до Прорезной. В крайнем случае, до Золотых ворот.
Марина плюхнулась рядом с ним на сиденье.
— И я попрошу тебя впредь не употреблять такие выражения. Во всяком случае, при мне.
— Конечно, — едко ответила девушка, которую теперь бы не остановил и бронетанковый полк, — она бы сделала это так мило, так изысканно. Не то что я. Я ведь рылом не вышла?
Андрей хмурился, но молчал, однако Марина швырнула ему на колени две или три фотографии.
— Нет! Ты мне объясни, объясни, чем она тебя взяла?!
И в отчаянии и гневе принялась трясти его за плечи. Машина круто вильнула, едва не врезавшись в столб. Но, казалось, водитель не придал этому инциденту никакого значения. Все внимание Трояновского было поглощено снимками.
— Откуда у тебя эти фотографии? — спросил он.
Лицо Марины исказилось страхом от того, что она увидела во взгляде его прозрачных глаз.
* * *Старинный секретер с причудливыми бронзовыми ручками был завален кипами снимков, сделанных наконец Константином в Музейном переулке. Снимки эти давали полное представление об интерьере квартиры; дотошный фотограф не обошел вниманием ни одну мелочь, ни одну деталь, и теперь одноглазый внимательно изучал их в поисках неведомо чего.
Английский бульдог с умными карими глазами внимательно слушал монолог хозяина, развалившись у самых его ног.
