Елена Арсеньева - Сыщица начала века
– Денисов, погоди звонить, кто-то идет, – оживилась Люба, и Алена тоже различила медленные, шаркающие шаги внутри подъезда. Они приближались как-то очень долго, потом неуверенная рука точно так же долго нашаривала засов.
«Бабулька какая-нибудь, – подумала Алена. – В крайнем случае, дедулька!»
Наконец дверь отворилась, но ни бабульки, ни дедульки за ней не обнаружилось. В подъезде стоял человек лет сорока пяти, одетый в мятую рубаху и джинсы, в домашних тапочках. У него было потное серое лицо, глаза обведены синевой, губы почернели.
– Вы «Скорая»? – спросил, с трудом шевеля губами. – Я вспомнил, что код забыл сообщить, хотел перезвонить, а там все занято. Ну я и решил спуститься.
– Врачей для кого вызывали? – быстро спросил Денисов, хватая мужчину привычными пальцами за запястье и считая пульс.
– Для меня…
– Я так и думал. А вы что шляетесь по этажам? – сердито сказал доктор.
– Дома нету никого, – чуть слышно проговорил тот. – Я думал, отлежусь, а потом понял, что нет… Пойдемте. – Он нетвердо шагнул к лестнице и схватился за перила, с трудом удержавшись на ногах. – Только я на четвертом этаже живу, а лифт не работает.
– Выдумали! В вашей «сталинке» один этаж за полтора идет! – Денисов перехватил его под руку. – Ни на какой четвертый этаж мы не пойдем, мы с вами с больницу поедем. Немедленно! Квартира у вас заперта? А то давайте ключи, наша фельдшерица сбегает, закроет.
– Да нет, я закрыл, – пробормотал больной растерянно. – Но как же… я вон в тапочках, без куртки…
– Ничего, мы вас одеялом накроем, а в больнице тепло, – отмахнулся Денисов. – Вам нужно срочно укол сделать, понятно? Плохо ему с сердцем! Еще бы не плохо! Вы же микроинфаркт на ногах перенесли! Кроме того, у вас двустороннее воспаление легких. Вы почему об этом не сказали диспетчеру? С ума сошли? Или привыкли все на свете перехаживать, от ангины до микроинфаркта? От семьи свое состояние скрывали?
– Откуда вы знаете? – воззрился на него мужчина, испуганный этой речью. Создалось впечатление, что прокурор перечислял преступления закоренелого рецидивиста. Прокурором был доктор, изобличенным преступником – больной.
– Оттуда, – сухо отозвался Денисов. – Я врач, и я не слепой. Какого черта дома никого нет, почему вас все бросили?!
– Они работают, а я нет, – глухо выдохнул мужчина, отводя глаза. – И так у них на шее сижу, что ж я еще буду…
У него прервался голос.
– А ну, сядьте-ка, – велел Денисов и силой заставил больного опуститься на ступеньки. – Ничего, прямо сюда садитесь. Люба, сбегай за Михалычем, пусть придет с носилками.
– Да я и так дойду, – дернулся было встать больной, но Денисов рявкнул:
– Сидеть! Сидеть, я сказал! Машина у нас с другой стороны дома, ближе не проехали – у вас асфальт около подъезда разбит, как бы нам не засесть. Донесем вас. И не спорьте! Хорошо, что вы себя в зеркало сейчас не видите, а то померли бы от страха.
Он не отрывал глаза от лица мужчины, которое еще сильней побледнело. Синева под глазами сменилась чернотой, губы казались обугленными. Он дышал резко, часто.
– Вас как зовут?
– Калужин… Виталий Федорович.
– У вас случилось что-то, Виталий Федорович?
– Почему?
– Что микроинфаркт спровоцировало? Неприятность? Переутомление?
Денисов еще раз проверил пульс, неприятно оскалился и снова принялся расспрашивать – у Алены создалось впечатление, просто чтобы отвлечь больного от его страданий:
– Курить, пить резко не бросали?
– Откуда вы знаете? – вяло удивился Калужин.
– Я врач, сказано уже, – буркнул Денисов. – Так что у вас произошло?
– Да знаете, как-то все разом накатило. И курить бросил, да. Меня жена все пугала раком легких, я ничего, а потом до астмы докатился. Бросал сто раз, никак не мог. Закодировался наконец, бросил… – Он махнул рукой. – Все шло хорошо, перхать и задыхаться перестал. И вдруг сегодня ни с того ни сего – как-то так поплохело, знаете…
– Знаю, – сердито ответил Денисов. Эта интонация, впрочем, относилась явно не к Калужину.
Появился Виктор Михайлович – протиснулся в подъезд с носилками. Люба придерживала дверь.
Суриков поглядел на мужчину, сидящего на ступеньках, пробормотал что-то вроде «здрасте» – и покачал головой. «Он, наверное, тоже диагност не слабый, – подумала Алена, видя, как омрачилось лицо шофера. – Да, наверное, станешь с такой работой диагностом!»
Расправили носилки на полу, помогли Калужину лечь. Он ни слова не говорил, не возражал, двигался как во сне. Похоже, у него ни на что не осталось сил.
– Алена, вам придется помочь, – буркнул Денисов, и опять было ясно, что эта интонация не имеет отношения ни к кому конкретно, а только к абстрактным и страшным понятиям по имени инфаркт и крупозное воспаление легких.
Как они тащили носилки, об этом лучше не вспоминать. Алена, высокая и отнюдь не тощая, несмотря на все свои похудальные ухищрения, оказалась просто слабосильным муравьем по сравнению даже с Любой, не говоря уже о мужчинах. Она так и не успела понять, помогала или больше мешала. К тому же ее все время отвлекали разные мысли…
И все же, благодаря ее участию или несмотря на него, донесли Калужина и устроили в машине очень быстро. Денисов с Любой забрались в салон, Алене пришлось снова сесть с водителем. Впрочем, на сей раз она была так поглощена размышлениями, что даже не заметила этого. Да и хмурому Сурикову было не до нее: «Фольксваген» осторожно выбирался из раскуроченного каким-то новым строительством двора.
– Ничего, вы мне… в случае чего… адреналин в сердце, – донесся до нее голос Калужина. – Такой большой иглой…
Алена обернулась и увидела, что он пытается улыбнуться своими черными губами.
Ну надо же! Сильный человек, очень сильный. Пожалуй, дома никто и не подозревал, насколько ему плохо, как опасно он болен. Всех берег, кроме себя. Всех пытался успокаивать. Вроде бы даже врачей сейчас хочет успокоить, чтобы не так уж о нем тревожились.
– Адреналин? Большой иглой? Это вы фильм «Скала» смотрели? Жуткие враки, между прочим. Чтобы человек себе сам мог ввести адреналин в сердце… Не верю! – с нарочитой бодростью сказал Денисов и с той же веселенькой интонацией обратился к Любе: – Давай-ка спирт в вену. А насчет адреналина, Виталий Федорович, повторяю: ерунда. Стоит даже здоровое сердце слегка задеть, оно сразу дает сбой. Даже если затронуть отдаленные рефлексогенные зоны, оно может остановиться…
Он вдруг умолк, а потом ахнул – и закричал:
– Калужин! Виталий Федорович! Ч-черт… Михалыч, врубай сирену – и гони, гони!
Алену вдавило в сиденье внезапным ускорением и жутким воем. Она то с ужасом смотрела на перегруженную транспортом дорогу («Фольксваген» с трудом вырвался на среднюю полосу и полетел уж с совсем запредельной скоростью), то оборачивалась, чтобы увидеть, как Люба и Денисов делают укол за уколом, непрямой массаж сердца, накрывают лицо Калужина то маской, то салфеткой с клапаном для искусственного дыхания…
