Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости
Повздыхав над записной книжкой, как участковый уполномоченный Анискин, капитан Никоненко набрал незнакомый номер. Голос, ответивший ему, тоже был незнакомый. Или он неправильно набрал?..
— Алина Аркадьевна, — сказал он, раздражаясь, — капитан Никоненко Игорь Владимирович. Вы звонили?
— Да, — сказал незнакомый голос, — я сегодня утром вернулась из Нью-Йорка.
— Отку-у-уда? — насмешливо протянул капитан и только хотел было добавить, что ему нет дела до ее путешествий по мировым столицам, но, прежде чем уезжать, следовало бы поставить в известность уголовный розыск, как она сказала лихорадочной скороговоркой:
— Я вернулась из Нью-Йорка, а у меня в квартире… мертвый человек. Приезжайте, Игорь Владимирович. Адрес знаете?
* * *
Она сняла очки, и оказалось, что у нее близорукие и очень беззащитные глаза, как у больной собаки. Щеки были желтые, ввалившиеся, и под глазами — синие тени.
Никоненко предпочел бы, чтобы она осталась в очках.
— Алина Аркадьевна, как ваша домработница попала в вашу запертую квартиру?
— У нее есть ключ.
— Зачем ее понесло в квартиру в ваше отсутствие?
— Она должна была убраться. Когда я уезжала, мы с ней так договорились. Вечером перед моим приездом она должна была прийти и сделать уборку.
— Она часто убирает у вас в ваше отсутствие?
Костяшками пальцев Алина потерла глаза.
В самолете она не спала — заснула было, но привиделся вдруг такой кошмар, что она проснулась от собственного тоненького вскрика. Вскрик разбудил соседа-японца, который с присущим всем иностранцам избытком сочувствия стал предлагать ей воду, влажные салфетки и какие-то капли. Ей было неудобно, что она его разбудила, и ей очень хотелось, чтобы он от нее отвязался. Он отвязался не скоро, и спать она больше не стала — отчасти из-за японца, отчасти из-за кошмара. Повторения ей не хотелось.
— Алина Аркадьевна, — сказал рядом капитан Никоненко, — проснитесь.
— Я не сплю.
— Нет, спите! — сказал он с досадой. — Боюсь, что вы недооцениваете серьезность положения.
“Боюсь, что вы недооцениваете” прозвучало фразой из английского романа. Алина улыбнулась и надела очки.
Капитану показалось, что она как будто отпустила его с поводка.
Он нервничал и злился с каждой минутой все сильнее.
— Она часто приходит, когда вас нет дома?
— Меня никогда нет дома. Она убирает два раза в неделю. У нее свой ключ. Она приходит, работает полдня и уходит. Раз в месяц мы встречаемся, и я плачу ей зарплату. Сегодня я вошла в квартиру и увидела… ее. И позвонила вам.
— Во сколько вы приехали?
— В пол-одиннадцатого. Может, чуть попозже. Я сразу же позвонила вам. Спросите у того, с кем я разговаривала. Я в тот момент на часы не смотрела.
Щегольский чемодан стоял посреди кухни. Сверху на нем лежала лакированная сумочка, а рядом привалилась какая-то мохнатая зверюга, выглядывавшая из пакета.
— Это Альф, — сказала Алина, перехватив взгляд Никоненко, — инопланетянин из сериала. У нас они тоже есть, но не такие ужасные. Федору хотелось поужаснее.
Потянувшись, она зачем-то вытащила из пакета волосатое чудовише, напоминавшее то ли гориллу, то ли муравьеда. У чудовища были кофейная шерсть, бритый нос и при обшем потрясающем уродстве вид удивительно безобидный. Кудлатая башка доставала Никоненко до пояса.
Итак, на этот раз женщина-вамп приперла из Америки обезьянообразного урода размером почти с автомобиль “Ока”.
Ее маниакальная любовь к Федору вполне может быть мотивом.
За что могли убить домработницу? За то, что она знала об этой маниакальной любви?
Время смерти экспертиза установит на раз-два-три. Если в это время Алина Латынина была в самолете, значит, маниакальная любовь тут ни при чем.
— На чем вы приехали из аэропорта?
— На машине, — сказала Алина удивленно, — на чем же еще? Я всегда оставляю машину на стоянке в Шереметьеве. Потом забираю ее и еду.
— Дальше.
— Что — дальше?
— Рассказывайте дальше, — приказал Никоненко холодно. Что-то не то с ним творилось этим утром.
— Я вошла в квартиру и увидела Лилю. Позвонила вам. Все.
— Нет, — сказал Никоненко, — не так. Давайте с подробностями. Дверь была заперта?
— Да, конечно.
— Вы сдаете квартиру на охрану?
— Нет. У нас консьерж и кодовый замок.
За кухонной дверью что-то упало, и Морозов громко захохотал в глубине квартиры. Алина посмотрела на Никоненко. В глазах у нее был такой глубокий омут презрения, что капитан вполне мог в нем утонуть.
— Ваши сотрудники всегда так себя ведут, когда осматривают… труп?
— Да чего там его осматривать! — сказал Никоненко грубо. — Эка невидаль — труп!
Она помолчала.
— Вам это кажется остроумным, Игорь Владимирович?
— Вы подходили к телу?
— Конечно. Я думала, ей стало плохо, и она упала и, может, ударилась. Я долго не могла понять, что она… мертвая. Я пыталась дать ей воды и посадить…
Никоненко видел воду, разлитую возле тела, но ему даже в голову не приходило, что этой водой Алина Латынина пыталась оживить труп.
— Сколько времени вы на это потратили?
— Не знаю. Минут пять. Или больше.
— Или меньше, — подсказал Никоненко.
Все его раздражало.
Убийство домработницы Алины Латыниной не укладывалось ни в одну из ранее придуманных схем. Не укладывалось настолько, что он даже представить себе не мог, чем хоть приблизительно можно его объяснить, чтобы втиснуть в какую-нибудь схему.
Алинино самообладание злило его. Злило и заставляло нервничать. Желудок болел уже вовсю, тягучей смоляной болью, и больше всего на свете ему хотелось, чтобы этого дела вообще не было.
— Что было дальше?
— Я вышла из квартиры, закрыла за собой дверь и позвонила вам на работу. Потом села в машину и стала ждать.
Значит, оставаться наедине со своей мертвой домработницей она побоялась.
— Ну ладно, — сказал он, преодолевая себя, — давайте все по-новой.
— Как по-новой? — не поняла она.
— Да так. Как давно она у вас работает, сколько ей лет, где живет, какие у вас отношения, какие у нее обязанности, когда вы ей дали ключи от квартиры. Какие у нее были склонности, странности, вкусы и так далее.
— Я ничего не знаю о ее вкусах, — сказала Алина резко. — Она на меня работала, только и всего. О странностях я тоже ничего не знала, пока… пока не увидела ее в своей одежде.
Капитану показалось, что он с разгону ударился головой о чугунный столб. Голова отозвалась басовитым столбовым гудением, которое отдалось в уши и почему-то в глаза.
— В какой одежде?
— В моей, — Алина поднялась и решительно направилась к плите, — мне нужно выпить кофе. Я плохо соображаю.
