Людмила Бояджиева - Портрет в сандаловой рамке
Сегодня эта чужая история незнакомой женщины врезалась в мою спокойную брюссельскую жизнь, как айсберг в несчастный «Титаник». Да почему!? Из-за схожести улыбки, манеры причесывать волосы? Или потому, что из всех цветов я больше всего люблю именно эту пахучую белую дикую розу? Зачем мне чужие, почти истлевшие письма?…
Вера достала коробку, полученную от гадалки, развязала стягивавшую листки ленту. И тут же отдернула руку — кончики пальцев набухли знакомым покалыванием, предвосхищающим близость «бури».
«Эй, Верунчик, стоп! Что за улеты в четвертое измерение? Достаточно было намеков болтливой антикварши и мистического тумана чокнутой гадалки, чтобы воображение набросилось на тебя, как санитары психушки на буйно помешанного. И потянуло, потянуло в иной, неведомый пока мир.
Вот… зазвенело в висках… Руки холодеют… Сейчас, сейчас налетит ветер и эта история откроется передо мой, как распахнутое окно…».
Вера вздрогнула — порыв ветра с грохотом распахнул рамы, вспорхнули и разлетелись по комнате листки чужих писем. По карнизу застучал дождь, зашуршал в листьях каштана. В сумерки погрузился притихший садик, уже глянцево заблестевший от дождя. Где-то там, в глубине свежего вечера, в этом ли городе, или давнем, тихо пел девичий голос: —«Обещала нам весна, что не кончится она. Обещала нам счастье весна…»
4…На улицы Брюсселя пришла ранняя весна. А значит, появились дамы в шляпках под шутливым названием «менингитки» — крошечная фетровая нашлепка на темени, над ней — букет цветов или излом полей, как парус бригантины. Ватные подплечники придавали строгим женским пиджакам военизированный вид, но выглядели, как никогда, кокетливо. В том 1944 году.
Бравый немецкий офицер, сопровождавший хорошенькую девушка в весеннем сером костюме остановился у дома с вывеской «Фотоателье Мишеля Тисо» и отворил звякнувшую колокольчиком дверь.
Скоро они уже сидели в студии на бархатном диванчике с золотыми кистями, в теплом свете софитов и нелепом напряжении, возникающем перед оком объектива.
— Внимание, один момент полной неподвижности, господа! — весело предупредил некто, согнувшийся за фотокамерой и набросил на себя светонепроницаемую попонку:- Раз, два…
В это мгновение порыв ветра распахнул окно мастерской, плотно задернутое черной шторой. Ткань взвилась, выбросив в прорвавшийся солнечный луч пыльную метель. Фотограф мгновенно восстановил порядок и занял место за камерой.
— Извините, господа, такой ветреный март в этом году! На небе — сафари! Облака несутся, как стадо перепуганных бизонов, — он посмотрел в объектив. — Мадмуазель, пожалуйста, придвиньтесь немного ближе к кавалеру. Так, теперь хорошо. Приготовились. Еще раз считаю до трех. Дабы запечатлеть для потомков майора Вернера с очаровательной невестой. Раз…
— С очаровательной Анной Грас, — строго поправила девушка.
— Пожалуй, мне лучше сняться стоя, — Вернер встал за спинкой дивана в парадной позе. Светлые, слегка выпуклые глаза, не выражали ничего кроме подобающей офицеру строгости. Тонкое лицо с аккуратными светлыми усиками сохранило ледяное спокойствие.
— А мадмуазель Грас хорошо бы улыбнуться. Право — отличный повод — весна, птички поют. Знаете, что кричат эти ворчливые горлицы с раннего утра? «Смешной фотограф, смешной фотограф…» И верно, взгляните, — какой-то нескладный чудак залез под черную попонку, выпятив зад… В цирке клоуны подобным образом изображают слонов… Извините, мадмуазель Грас, я, в самом деле, неудачно шучу. Нет ни малейшего повода для улыбки. Ладно, оставим аплодисменты клоунам, а улыбки кокеткам. Мечтательное настроение вам к лицу. Раз, два, три!..Момент… И вы свободны, господа. Фото будут готовы через неделю.
Господин Тисье что-то чиркнул в книге и отдал Анне квитанцию.
5— Так они встретились — Анна Грас и Мишель Тисо. — Вера сидела перед распахнутым потемневшим окном, вглядываясь в картины, только что промелькнувшие в ее воображении. — Ты бы сказал, Феликс, что я все придумала и моя выдумка не имеет никакого отношения к реальности. В этом наша главная разница — ты ищешь правду в документах, записках, протоколах. Мне приносит открытия дуновение свежего воздуха, идущего… Откуда, откуда в самом деле, приходит это ощущение подлинности, очевидности? Издавна считалось, что откровения смертным приносит Святой Дух. Касается легонько лба, словно дуновение ветерка — и ты вдруг прозреваешь! Воображаю твою брезгливую мину и обвинение в бабском мистицизме. Умолкни и скройся. Моя история уже набирает ход…
Вера налила в чашку кофе, разбавила молоком, высыпала на блюдечко остатки чипсов и прищурилась, теребя волосы. Диктофон нетерпеливо подмигивал, свидетельствуя о желании поскорее услышать продолжение.
— Итак, весна 44 го… Не дождавшись срока исполнения заказа, Анна пришла в фотоателье Тисо. Строгая девочка в светлом пыльнике и строгими глазами под прямой челкой. На шее — воздушный газовый шарфик — примета тайного кокетства. Почему-то ей вовсе не хотелось разубеждать фотографа, назвавшего ее очаровательной.
В салоне фотоателье в этот утренний час клиенты не толпились. В клетке заливалась канарейка, подставлял солнцу жирные глянцевые листы экзотический фикус. А со стен улыбались, смотрели строго, важничали, заигрывали, дурачились, обольщали десятки запечатленных на фотобумаге лиц. За столом с книгой оформления заказов сидел сам хозяин мастерской Мишель Тисо: шерстяной альпийский жилет поверх белой сорочки с узлом аккуратного галстука, темная прядь, упавшая на лоб. Тренькнул звонок в дверях, Тисо оторвал взгляд от книги и увидел ту самую девушку, что два дня назад приходила фотографироваться с немецким офицером. Она старалась казаться старше, хмуря брови, и с вызовом вздергивая подбородок. Немного смешной была и шляпка, похожая на однокрылого фетрового жука.
— Добрый день, мсье Тисо. Я хотела узнать, возможно, фото, что заказывал майор Вернер, уже готовы? — она протянула квитанцию.
— Но я обещал сделать заказ к среде. Хотя… Постойте, постойте, мадмуазель, мне понятно ваше нетерпение. Скажу прямо: вы восхитительно фотогеничны. Я поторопился напечатать ваше милое личико. Вот: «Мадмуазель Анна Грас». — Господин Тисо протянул девушке жесткий конверт со снимками. — Взгляните сами.
Она взяла конверт и, продолжая смотреть на фотографа с насмешливым вызовом, изорвала бумагу на мелкие куски и выкинула обрывки в корзину.
— Спасибо. Вы очень любезны. Заказ оплачен, — с гордо поднятой головой Анна направилась к выходу.
— Погодите, я верну вам деньги, — окликнул капризную клиентку фотограф. — Или… Или давайте сделаем вот как — я сфотографирую вас одну. Но в двух видах — на ту же сумму. Идет? Я немного психолог и понял, что мадмуазель не привыкла сниматься вдвоем. И, кроме того — я ведь неплохой мастер, а? — Он подошел к стене с выставкой парадных фото. — Как вам моя галерея?
