Мария Ветрова - Верни мне любовь. Журналистка
Молодой человек, извлекший из-под стола фольгу, все так же молча переглянулся со своим начальником, и круглолицый направился к нам. Оглядев нас, сиротливо жавшихся друг к другу, он слабо улыбнулся и заговорил. У него оказался завораживающе-вкрадчивый голос, наверняка действующий на всех без исключения подследственных как взгляд удава на кролика.
— Разрешите представиться, старший следователь районной прокуратуры Потехин Николай Ильич. Примите мои соболезнования.
Мы их приняли молча, только Анечка опять всхлипнула. Решительно этого не заметив, Николай Ильич продолжил:
— Не припомните, кто-нибудь приносил на ваши… э-э-э… посиделки шоколад?
Повисла тяжелая пауза. Непозволительно длинная, после чего мы дружно, не сговариваясь, замотали головами. Довольно глупо все это выглядело со стороны.
— И все же? — продолжал настаивать следователь.
— Никакого шоколада у нас вообще не было, — заговорил Василий, хмуро глядя в сторону. — Я знаю, потому что мы с Рудиком сами… сами все покупали, правда, Рудик?
Фотокор молча кивнул, пряча покрасневшие глаза.
— Что именно вы купили, если можно, припомните. — Голос Потехина действовал на меня уже не завораживающе, а раздражающе.
— Можно, — мрачно согласился Василий и поднял на следователя свои серо-голубые глаза, в которых плескалась вполне понятная тоска. — Во-первых, колбасу «Турист», потом две банки шпрот… Рудик, что еще?
— Хлеб, — прошептал несчастный Рудик. — Водку… два лимона, вино…
— Ну и конфеты, — завершил список Василий. — А Кирилл еще консервы притащил — печень трески и банку вон того перца… Все, кажется.
— Вы уверены, что в числе ваших приношений не было шоколада? — Потехин перевел мгновенно ставший тяжелым взгляд на Кирилла, одышливо пыхтевшего у меня над ухом: у бедного толстяка Калинина явно подскочило давление. Покосившись на него, я отметила, что не только лоб, но и вся рубашка у него мокрая от пота — неряшливо прилипла к довольно основательному пузу.
— Уверен, — пробормотал он, едва заметно вздрогнув. И зачем-то пояснил, пробормотав: — Понимаете, я шоколадки только в зарплату покупаю, детям… Больше никогда, ребята подтвердят… Конечно, уверен, у нас сейчас до получки еще дней десять…
Мне стало неловко и за Кирилла, неизвестно почему струсившего и поэтому выглядевшего виновным, и за остальных, по неясным причинам, — тоже.
— На стол накрывали мы с Милой, — заговорила я по собственной инициативе, преодолев горячее желание вообще впредь никогда не открывать рта. — Никакого шоколада среди продуктов не было. Я бы запомнила.
— Да? — Николай Ильич посмотрел на меня заинтересованно, и я выдержала его удавий взгляд, хотя, чего мне стоило под ним даже не моргнуть, знала только я сама.
— Да, — кивнула я как можно спокойнее. — И, не дожидаясь следующего вопроса, пояснила: — Я очень люблю шоколад и, когда ребята ушли в магазин, пожалела, что не заказала его к шампанскому, вообще не напомнила о сладком… Мужчины не всегда насчет этого могут сообразить.
— Но ваши посланцы сообразили? — усмехнулся Потехин.
— Сообразили, — подтвердила я, — но купили не шоколад, а ассорти, как видите.
— А вы случайно не обратили внимания, в процессе вашего… э-э-э… застольного общения никто не доставал из кармана или, допустим, из сумочки шоколадку?.. Этот вопрос не только к Марине… Вас ведь Марина зовут?
— Вершинина Марина Петровна, — отчего-то разозлилась я. — Старший корреспондент городского отдела… Никто никаких шоколадок в процессе, как вы выразились, застольного общения ниоткуда не извлекал! Дамские сумочки тут вообще ни при чем: мы с ними не ходим, туда бумаги не вмещаются… А наши портфели были от нас далеко, так же как и сумки у ребят… И какие могут быть карманы в такую жару? Вы же видите — все в майках, ну или в рубашках легких… Кроме того, никакого «застольного общения» толком не было, не успели…
На этом месте я споткнулась, не в силах заговорить о том, до какого именно события мы не успели начать наши посиделки по-настоящему. И мой взгляд инстинктивно нашарил среди внимательно затихших незнакомых людей Григория. Совсем как в те годы, когда у него одного я искала защиты от всех своих бед, проблем, неприятностей… и — находила. И к моему изумлению, когда наши глаза встретились, он впервые за последние месяцы не облил меня ни холодом, ни яростью, ни с трудом сдерживаемым возмущением, а действительно ринулся на помощь, как в старые добрые времена…
Я еще переваривала ошарашенно то тепло и чуть ли не нежность, которые полыхнули во взгляде моего бывшего мужа, когда он заговорил — уверенно и спокойно:
— Вы, Николай Ильич, вполне можете доверять Марининому свидетельству, она весьма наблюдательна и не склонна к фантазиям… К тому же они с Людмилой очень близки… Были.
На последнем замечании голос Грига все-таки дрогнул. Но цели своей наш главный достиг: Потехин счел за благо оставить в покое и меня, и остальных, вернувшись к кучке своих коллег, как раз в эту минуту, очевидно, завершивших суету возле тела той, что еще недавно и впрямь была моей единственной, лучшей подругой… Не только я, но и остальные изо всех сил старались не смотреть туда, где лежало теперь ее тело, после того как аппаратура была свернута и прибывшие расступились.
Спустя минуту или две, которые все провели в молчании, дверь отдела распахнулась и на пороге появились двое в белых, не первой свежести, халатах, с носилками… Удивительно оперативно тогда сработали профессионалы. Я невольно опустила глаза; Анечка снова заплакала, прямо над моим ухом тяжело засопел Костя… Потом не хлопнула даже, а грохнула входная дверь отдела: Людмила, которая была не просто самой, если так можно выразиться, живой среди нас, но буквально брызжущей этой особой, неиссякаемой жизненной силой, Милка, которая — я-то это знала! — еще несколько часов назад видела свое не только ближайшее, но и самое отдаленное будущее в сияющих, феерических огнях, навсегда покинула контору…
Удар двери подействовал на нас на всех подобно взрыву, словно именно он сделал случившееся реальностью. Анька уже выла в голос, кто-то из ребят, кажется Коля, сгреб ее в охапку, пытаясь предотвратить еще одну бабскую истерику, тоненько и как-то тоже по-бабьи заскулил Рудик… Я внезапно почувствовала, что задыхаюсь, и, судорожно глотнув ртом застоявшийся, несмотря на работающий кондиционер, воздух, вновь наткнулась взглядом на Григория. И прокляла себя за то, что в такое мгновение оказалась способной пусть на секунду, но ощутить в душе чуть ли не восторг оттого, что не ошиблась. В его глазах, устремленных на меня, действительно плескались почти позабытые мной тепло и тревога.
