Мария Ветрова - Верни мне любовь. Журналистка
— Отродясь не видела такой толстенной, черной, да еще кудрявой косы! — заявила она мне вместо приветствия для начала знакомства. — Жаль, что придется ее остричь…
Я поглядела на высокую рыжеватую девицу с нахальными зелеными глазами, возникшую рядом, как на сумасшедшую и попыталась высвободить из ее сильных, прохладных пальцев свой локоть. Локоть не высвобождался, и я не нашла ничего умнее, как спросить:
— С какой стати я буду стричь косу?
— А с той, что у нас в газете такой прикид и такие прически не приняты — другой стиль! Надеюсь, ты согласна пожертвовать этой прелестью ради работы в нашей конторе?..
И она произнесла название популярной «молодежки», еще не успевшей тогда приобрести окончательно скандальную славу.
— Но… — пробормотала я, — вы… Почему вы решили, что я… Вы меня, вероятно, с кем-то спутали, я…
— Ты Марина Вершинина, не завалившая ни одного экзамена, но не добравшая баллов. Из какого-то, не помню какого, Урюпинска, — усмехнулась Людмила. — А работать ты у нас будешь, потому что я так хочу. А я там не последний человек, и к тому же сплю с Григом… То есть с главным!.. Ты где остановилась, в общаге?
— У тетки… — растерянно ответила я, подавленная происходящим. Сориентироваться в потоке информации, излитой Людмилой, мне оказалось явно не под силу.
— Тетка злыдня? — Как-то незаметно она успела уже вывести меня из толпы неудачников и теперь тащила в сторону метро, от которого нас отделяло переполненное транспортом шоссе.
— Вовсе нет, — запротестовала я.
— Тем лучше, значит, есть возможность осуществить прописку… Там случайно не коммуналка?
— Двухкомнатная квартира, — покорно отвечала я на ее вопросы.
— Чудненько!
Мы уже достигли шоссе, я приготовилась ждать свой свет, чтобы перейти на другую сторону, к метро, но Людмила потащила меня к припаркованной неподалеку от перехода довольно-таки обшарпанной черной «Волге» не самой последней модели.
И только тут я наконец спохватилась и перепугалась, враз вспомнив все и мамины, и тетушкины предупреждения о «московских ужасах», о коварных столичных сутенерах, прямо на улицах хватающих провинциальных идиоток и заволакивающих их в свои тачки… Ну и так далее. Но именно в этот момент дверца «Волги» распахнулась, из салона выглянул убедительно увешанный целой кучей затейливых и явно дорогущих фотокамер парень в очках, с интеллигентным еврейским лицом.
— Наконец-то! — Он добродушно ухмыльнулся. — Тебя, Милка, за всеобщей погибелью типа конца света хорошо посылать.
И, скользнув по мне быстрым доброжелательным взглядом, добавил:
— Привет!.. Это и есть твоя добыча?
— Ну…
— Давайте скорее, девчонки, а то Кравцов уже на пейджер запрос сбросил, где нас дьявол носит…
Фамилия Григория Кравцова, успевшая стать к тому моменту, во всяком случае в провинции, почти легендой, для меня, несколько лет подряд выписывавшей его газету, прозвучала паролем. И ничтоже сумняшеся я вслед за Людмилой нырнула за предупредительно распахнутую Рудиком (а это был он) дверцу «Волги». И всю дорогу лихорадочно соображала, как лучше ответить по прибытии в редакцию на вопрос о моем рабочем стаже: в том, что такой вопрос будет задан, я не сомневалась ни секунды. И переживала жутко, поскольку в моей трудовой книжке красовалась позорная, как я полагала, одна-единственная запись: «Литературный сотрудник многотиражной газеты ЭМЗ „Сигнал“…» Под аббревиатурой «ЭМЗ» имелся в виду наш электромеханический завод. В «Сигнале», заводской многотиражке, прозванной рабочими «Свистком», я проработала год и два месяца — после развода с мужем. К данному факту в тот момент сводился весь мой профессиональный опыт… Его, как я тогда думала, должно было хватить для поступления, но уж никак не для работы в столичной да еще такой замечательно недоступной газете…
В реальности все получилось наоборот. Поступление мое в тот год не состоялось, а в родную ныне контору, благодаря необъяснимому Милкиному поступку, я попала молниеносно, словно по мановению волшебной палочки.
Я смутно помню, как мы добрались до редакции, как Людмила в мгновение ока выписала мне пропуск, как мы вначале ехали все вместе на лифте, причем одна из камер Рудика немилосердно впилась мне в бок острым углом из-за тесноты кабинки. Потом сквозь целую прорву длинных коридоров, в путанице которых, как мне тогда показалось, разобраться невозможно, продвигались в сторону приемной главного, то есть его святилища, мимо огромного количества говорливых, бегающих туда-сюда людей.
Помню, как споткнулась и едва не шлепнулась от неожиданности, когда прямо над головой грянул чей-то разъяренный радиобас: «Отдел спорта, срочно в „дежурку“!» Я решила, что голос принадлежит самому главному редактору и окончательно внутренне обомлела… Ошиблась, конечно. Я ведь и понятия не имела в тот момент о внутренней иерархии газеты, о системе дежурных редакторов, каждый из которых к середине дежурства уже пребывает из-за бесконечных накладок и обвалов, которыми переполнен быт любой газеты, в состоянии либо тореадора, либо и вовсе растравленного быка…
И я поначалу, когда Людмила впихнула меня в кабинет Грига, оказалась не в состоянии разглядеть своего кумира, которого, живя в родном городе, уже больше года считала гением. Его первые слова, вопросы (если они вообще имели место) начисто улетучились из памяти. Сознание включилось в тот момент, когда приятный во всех отношениях баритон (а вовсе не радиобас!) произнес:
— У вас великолепный, надежный поручитель, что ж… приступайте, время не ждет! Трудовую и прочие формальности — завтра, а сейчас, Людмила Евстафьевна, срочно и как можно более срочно — информация в номер из Талдома… Не сомневаюсь, Мариночка справится… Я верно запомнил ваше имя?
Ответить мне Милка не дала — поволокла прочь из кабинета, вновь вцепившись в мой локоть.
Только на пороге, на самом выходе, мне удалось оглянуться, и я наконец увидела Григория. Кравцова. Точнее — его глаза, которые в этот момент встретились с моими. Серые, как чистый феррум, которого, говорят, в природе не существует, они заинтересованно и доброжелательно смотрели мне вслед. Именно мне, а не Милке.
Совершенно не отдавая себе отчета в том, что погибла на месте, я послушно помчалась вслед за своей «поручительницей», неправдоподобно быстро впав в общий здешний ритм беготни и суеты. И до Талдома, едва сев на свое новое рабочее место, дозвонилась молниеносно, хотя, по уверениям Милы, связь с ним всегда хуже не придумаешь. И дальше мне везло, как Золушке перед балом: причины, по которым известная шоу-звезда согласилась спеть на Дне города в этом городишке с башмачным наго званием, мне со вкусом подлинной и несомненно опытной сплетницы изложила, ничуть не чинясь, прямо по телефону одна из ответственных за празднество девиц…
