Сандра Браун - Связанный честью
Он вскинул черную бровь:
– Ты хочешь от индейца благородного жеста?
– У меня нет расовых предрассудков.
Он взглянул на ее растрепанные светлые волосы и ухмыльнулся:
– Вряд ли. Иначе нас бы здесь уже не было. – Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
В куче вещей, выброшенных из ящиков, она нашла бюстгальтер и трусики и переоделась в выбранную им одежду.
Застегнув джинсы, она рванулась к окну, подняла жалюзи, схватилась за ручку и повернула ее, и тут же на ее запястье сомкнулись крепкие пальцы.
– Я начинаю уставать от твоих фокусов, Эйслин.
– А я устала от твоего грубого обращения! – закричала она, пытаясь вырвать руку.
Он снова закрыл окно, опустил жалюзи и только после этого отпустил ее. Эйслин с возмущенным видом стала растирать запястье. Грубияны всегда вызывали у нее презрение.
– Слушай, маленькая леди, если бы ты не была мне нужна в качестве защиты, я бы на тебя и не посмотрел. Так что не льсти себе. – Он встал у нее за спиной и, положив руку на талию, с силой подтолкнул. – Двигай вперед.
Он привел ее на кухню, взял там термос и пакет с продуктами.
– Я смотрю, ты чувствуешь себя как дома, – язвительно заметила она.
В душе она проклинала себя за свой крепкий сон. Наверняка можно было вылезти из спальни через окно, пока он варил кофе и грабил ее кладовку.
– Когда мы приедем на место, ты еще порадуешься, что у нас есть провизия.
– И где это место находится?
– Там, где живут остальные люди.
Он не стал ничего пояснять и, надежно зафиксировав руку Эйслин, повел ее в гараж. Открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, втолкнул девушку в машину, потом, обойдя ее, скользнул на водительское место, поставил между ними термос и пакет с едой. Потом потянулся назад и приспособил кресло под свой рост и длинные ноги. Взял с приборной панели пульт и поднял дверь гаража. Вывел машину задним ходом и снова закрыл гараж. Проехал всю улицу до конца и, выехав на бульвар, умело влился в плотный поток машин.
– И надолго ты меня увозишь? – спросила Эйслин.
Вопрос был легкомысленным и не вязался с ее настороженным взглядом.
Он вел машину так, чтобы не попадать в поле зрения тех, кто сидел в соседних автомобилях. Полицейских в обозримом пространстве не наблюдалось. Грейвольф ехал аккуратно и не превышал скорость. Он был совсем не дурак.
И болтуном тоже не был. Он ничего не ответил на заданный ему вопрос.
– Меня, между прочим, потеряют. У меня бизнес, который надо поддерживать на плаву. Если я не появлюсь на работе, меня станут искать.
– Налей мне кофе.
От такого высокомерного приказа у нее отвалилась челюсть. Она еще будет ему прислуживать! Как будто он вождь, а она его личная скво.
– Иди к черту!
– Налей мне кофе.
Накричи он на нее, сорвись с катушек, она бы, может, ему и ответила. Но его голос звучал тихо, словно шорох ползущей змеи. Озноб прокатился по ее позвоночнику. Она понимала, что он опасен. Кухонный нож все еще торчал у него из-за пояса. Один его взгляд, когда он на секунду отвлекся от дороги, чтобы пригвоздить ее к месту, убедил Эйслин, что перед ней враг, с которым надо считаться.
Она отыскала в пакете с продуктами два пластиковых стаканчика. Отделила один, осторожно налила из термоса полстакана горячего ароматного кофе и передала ему. Он не поблагодарил, только отпил кофе и скосил на нее глаза. Не спрашивая разрешения, она тоже налила себе кофе и закрыла термос.
Эйслин задумчиво смотрела в стаканчик и катала его в ладонях. Она пыталась представить, какие планы могут быть у Грейвольфа на нее. Она так сильно сосредоточилась, что чуть не подпрыгнула, когда он внезапно спросил:
– Какой бизнес?
– Что?
– Ты сказала, что у тебя есть бизнес.
– A-а, фотостудия.
– Ты занимаешься съемкой?
– Да, в основном делаю портреты. Невесты, дети, выпускники. Все такое.
Понял ли он ее, одобрил или не слишком – она не поняла. На его лице ничего не отразилось. «Да уж, в моей работе точно нет ничего захватывающего», – подумала она и вздохнула.
Окончив колледж по специальности «журналист», она собиралась стать фоторепортером. Ей хотелось взорвать мир своими провокационными фотографиями, хотелось путешествовать по земному шару, снимая пожары, катастрофы, наводнения. Ей хотелось каждым снимком вызывать сильные эмоции – гнев, любовь, сопереживание.
Но ее родители имели совсем иные планы на своего единственного ребенка. Уиллард Эндрюс был видным бизнесменом в Скоттдейле. Его жена Эленор возглавляла местные «сливки общества». И от дочери ждали соответствующего поведения – потешить себя достойными занятиями и выйти замуж за не менее достойного молодого человека. Она могла присоединиться к любому клубу, могла возглавить любой женский комитет. Благотворительность была допустима, пока не требовала ее личного участия.
Карьера – особенно такая, где надо ездить в отдаленные части света, чтобы снимать вещи слишком неприятные для обсуждения на званых ужинах, – естественно, не вписывалась в планы семьи. Ее вымотали несколько месяцев бесконечных споров, и в конце концов она подчинилась воле родителей.
В качестве уступки со своей стороны ее отец взял на себя финансирование фотостудии, где Эйслин могла снимать родительских друзей и их отпрысков. Не самое плохое занятие, но была громадная разница между той значимой работой, которой она всегда хотела заниматься, и ее фотостудией.
Интересно, что бы сказали родители, если бы увидели ее в компании Лукаса Грейвольфа? Не сдержавшись, она прыснула.
– Ты находишь ситуацию забавной? – поинтересовался он.
– Нисколько. – Она снова посерьезнела. – Почему ты не хочешь меня отпустить?
– Я не собирался брать заложника. Я хотел только поесть твоей еды, пару часов отдохнуть в твоей квартире и уйти. Но ты вошла и застала меня за опустошением холодильника. И у меня не осталось другого выбора, кроме как взять тебя с собой. – Он взглянул на нее и добавил: – То есть выбор у меня был, но я не убийца. Пока еще.
Эйслин внезапно расхотелось пить кофе. Во рту пересохло от страха.
– Ты собираешься меня убить?
– Нет, разве только ты не оставишь мне выбора.
– Я буду сражаться с тобой каждую секунду.
– В таком случае у нас могут быть проблемы.
– Тогда лучше сделай это, убей меня прямо сейчас. Заставлять меня вот так ждать очень жестоко.
– Сидеть в тюрьме тоже.
– А чего ты ждал?
– Я научился там некоторому терпению.
